Серый туман
Шрифт:
– Свободу слова бы ввел, свободу совести, - как бы про себя пробормотал Шварцман.
– Обижаете, Павел Семенович, - хмыкнул Олег.
– Какая там свобода слова! Это нам еще долго не потребуется. Люди привыкли жить, как укажут. Если их враз на свободу отпустить, с ума ведь сойдут. Нет, без этого вполне бы пережили. Впрочем, видимость этого дела создать полезно. Скажем, либеральная независимая газетка, где печатались бы разгромные статьи по любому поводу. Что-нибудь типа "Новостей народных избранников" или "Листка народного писателя" вполне можно на эту роль задействовать. Они бы печатали, мы бы не реагировали. И пар бы выходил, и нам неприятностей меньше. Но это так, мишура, - внезапно Олег зло лягнул пяткой ни в чем не повинную скамейку.
– Павел Семенович, вы на полном серьезе спрашиваете, что бы я стал делать? Это при Хранителях-то? Сейчас фантазировать можно сколько угодно, но при них я бы делал то, что надо им. А чего им захочется… Так что все это пустые фантазии. Не Народным Председателем я бы стал при них, а марионеткой. Совсем как нынешний…
– Ох, и наглец же ты, парень, - меланхолично заметил Шварцман.
– Замашки у тебя вполне… Треморова это положение вполне устраивает, а тебя, значит, нет?
– Поймите меня правильно, Павел Семенович, - откликнулся Олег.
– Я ничего не имею против Хранителей лично. Тот парень, что со мной работает, мне даже нравится - умный, деликатный, всегда на отвлеченные темы потрепаться может. Но не в личных симпатиях дело. Нельзя строить государственную власть на такой основе. Люди теряют инициативу, полагаясь на то, что им укажут сверху. Они теряют любые моральные принципы, поскольку рядом стоит мудрый Хранитель, который лучше знает, что правильно, и при случае навяжет свою точку зрения. Наконец, люди теряют смысл жизни, поскольку от них ничего больше не зависит - придет дядя-Хранитель и скажет, что надо делать. Бред. Свинарник, в котором ты сидишь и ждешь, зарежут тебя на сало или же повяжут ленточку на шею и отвезут на выставку. Нет, не пошел бы я в Народные Председатели…
– Я свое отыграл, - неожиданно ответил Шварцман.
– Мне осталось недолго, и не так важно, уйду я сам или же мне помогут. Но вот беда - всю жизнь я делал свое дело, хорошее ли, плохое ли, но делал, и при этом полагал, что действую на благо моей страны. Да, я многое греб под себя, я предавал, посылал людей на смерть, шел по головам, ломал хребты врагам… Но я всегда помнил, ради чего я это делаю. А вот Сашка Треморов… похоже, он этого и не знал никогда. Для него власть - лишь потребность, такая же, как еда и воздух. Он наслаждается своим могуществом, и ему плевать, что будет с теми, над кем он властвует. Хранители для него - отличный шанс удержаться у власти, пусть неполноценной, но все равно огромной, и он с радостью продолжит работать на них до самой своей смерти. Я - нет. Они это понимают, поэтому перспектив у меня не просматривается. Скажи мне… Скажи мне, парень, а станешь ли ты Народным Председателем, если я, лично я, предложу тебе это?
Олег глубоко вздохнул. Вот это сумасшествие так сумасшествие, подумалось ему. Крыша едет по полной программе. Пан или пропал, вот в чем вопрос. Да уж, тут потребуется куда больше, чем везение. Он вздохнул.
– Скажите, Павел Семенович, почему вы предлагаете это мне? Не верю, что просто за красивые глаза. Мы и знакомы-то меньше года… И что делать с Хранителями?
– Ты и не представляешь, Олег… хм, Захарович, как ты похож на меня в твоем возрасте, - Олегу показалось, что в глазах Шварцмана мелькнуло ехидное выражение.
– Можешь считать, что я сентиментален. Ну, а о Хранителях не беспокойся, то моего ума дело. В общем, думай, но недолго. Не позже завтрашнего утра помиришься с Арсением и передашь ему свое решение.
– И ты?… - в глазах Бегемота зажегся такой азарт, что Олег невольно усмехнулся.
– Согласишься? Ну? Только не говори мне, что собираешься отказаться!
– Да нет, не собираюсь, - Олег откинулся на спинку и задумчиво уставился в потолок.
– Расклад простой - если откажусь, Шварцман не простит. Покачусь я вниз, как с горочки. Ты, кстати, вместе со мной. Соглашусь - ничего не теряю: при живом Треморове меня на царство сажать точно не станут, а при мертвом опасность невелика. Там таких претендентов куча мала окажется, всех не перестреляешь… - Он усмехнулся.
– Ну, а с поддержкой Шварцмана забраться наверх куда проще, чем даже удержаться на месте. Так что соглашусь, куда без этого…
– Класс!
– Бирон вскочил на ноги и возбужденно заходил по комнате.
– Ты - Народный Председатель, я при тебе начальник кабинета… Э, нет. Так не пойдет. Своих людей надо всюду, куда только можно. Ну, у меня-то на присмотре есть несколько толковых ребятишек, но ведь мало этого! Сам смотри: Общественные Дела в первую очередь закрывать надо, причем не только Директора менять, но и всех четырех замов. Иначе устроят нам такой саботаж с диверсиями, что мало не покажется. Военного Директора, начальника генштаба и минимум троих их замов учитывать нужно. Опять же, без секретаря по идеологии и двух его замов никуда. Дальше, агропром и торговля - еще два министра и семь замов. Сколько всего? Уже две дюжины должностей. А еще промышленность тяжелая, промышленность легкая, транспорт и ТЭК - это уже под полсотни набирается, причем только самая верхушка. Ну, и откуда людей брать будешь? На улице за рукав хватать? Или старых оставишь, что на своих лидеров работают?…
– Раздухарился ты, я посмотрю!
– захохотал Олег, хлопая себя по бедрам.
– Ну и жук же ты! Мы не то что на охоту не вышли - даже еще и ружье-то не купили, а ты уже шкуру делить начал. Расслабься, дружище. Я так думаю, что Шварцман мне и вздохнуть без своего ведома не позволит, не то что Директоров с секретарями назначать. Ну, тебя в начальники кабинета я по старой дружбе еще протолкнуть сумею. А про остальное просто забудь. Если первых года три я смогу хоть что-то самостоятельно решить, хоть носовой платок себе выбрать, от удивления в обморок хлопнусь… - он снова засмеялся, на сей раз горько.
– И поэтому ты собираешься сидеть сиднем и ждать, пока за тебя все сделает этот старый козел?
– Павел остановился перед ним, уперев руки в бока осуждающе разглядывая его.
– Балда! Тогда точно всю жизнь в пешках проходишь. Ну давай я хоть…
– Стоп!
– Олег поднял руку, и Бирон осекся. На запястье Кислицына чуть поблескивал полупрозрачно-серый браслет… часов? Ах, да, пээс Хранителей.
– Сядь. И слушай. Запомни, сейчас нас точно никто не слышит. Кроме разве что Хранителей. Если люди Шварцмана, Дуболома или кого угодно записали предыдущие фразы, это хорошо. Пусть думают, что я тихая мышка, которую можно таскать за хвост куда вздумается. Но ты уж такую ошибку не повторяй. Куда копать - то еще продумать нужно, но сиднем сидеть я точно не собираюсь. Сначала нужно понять, что делать и в каком направлении прорываться… - Он вздохнул.
– Не так все просто, как тебе кажется. Думаешь, поменяешь Директоров с замами, и все под твою дудку плясать начнут? Шиш тебе. Группировок много, у всех свои интересы. А мы с тобой - никто, пустое место. И со всеми договариваться придется. Конечно, Директоров поменяем, без этого никуда. А вот с замами придется погодить.
Бирон скептически посмотрел на него.
– Договариваться?
– пробормотал он.
– Дипломат ты наш недорезанный… Ну ладно, договаривайся. Только съедят тебя за этими переговорами. Или Шварцману разонравишься, или еще что. Говорю же, нужно действовать резко!
– Слышу, не зуди!
– нахмурился Олег. Он машинально погладил пальцами мягкий материал пээса.
– Резко - значит, без башки остаться. Значит, так, друг ты мой милый, слушай сюда. То, что тебе в голову пришло кандидатов подбирать, это хорошо. Подбирай. Но только заруби на носу: весь подбор - в голове. Смотри на людей, проверяй, подходят ли, комбинируй мысленно, но никаких прямых разговоров или даже намеков. И никаких, слышишь, никаких записей! Попадутся такие бумажки в руки кому не надо, и нет ни нас, ни кандидатов. Усек?
Бегемот машинально кивнул, но тут же спохватился.
– Как это - без записей?
– удивился он.
– Я же запутаюсь! Думаешь, такую ораву народа можно в башке удержать?
– Твое дело. Не хочешь или не можешь - не делай. Все лучше, чем раньше времени начинать собак дразнить. Я тоже мозгами поработаю, периодически будем обсуждать, что придумалось. Но только после того, как я явно позволю. Штуковина эта, - он щелкнул себя по запястью, - просто так разговор не экранирует, включать нужно.