Сержанту никто не звонит
Шрифт:
— У нас есть запись камер слежения, — сказала Ольга. За ее спиной Вадим показал знаками: держись, мы с тобой! Прорвемся.
— Каких камер слежения?
— У внутреннего отдела есть свои камеры. Секретные, конечно. Отдел зачистки не имеет сведений о размещении этого оборудования...
Вадим презрительно фыркнул.
— Приступим, — сказала Ольга.
На видеозаписи четко видно, как сотрудник отдела зачистки, опознанный как Толоконников Сергей Сергеевич, выходит из комнаты, держа в руках открытый чемоданчик. Ставит его
Неужели я выгляжу таким уродом, подумал Сергей. Таким хладнокровным убийцей?
Сотрудник вытирает рот рукавом. Достает из кармана нечто, похожее на пульт от телевизора. Нажимает несколько кнопок. Видеозапись четко сохранила все движения. Отчетливо видно, какие кнопки и в каком порядке нажаты...
— Я бы предположила, — с холодком сказала Ольга, — что универсальный утилизатор ВНТР-6би был выставлен на давление в двести пятьдесят раз выше номинального. Я бы также предположила — конечно, опираясь на заключение экспертов — что это больше похоже на вакуумный взрыв, чем на действие пылесоса...
Последняя фраза прозвучала откровенно издевательски.
— Вам часто приходилось пользоваться оружием?
Сергей поднял брови.
— Оружием? — удивился он. — Очень редко. В основном я занимаюсь переговорами с милицией, властями, еще с кем-то. Я разъясняю, показываю, веду переговоры, дарю подарки. Мои обязанности больше напоминают работу няньки и дипломата по совместительству. Многие туристы беспомощны в этом временном поясе, как дети...
— Но вы умеете пользоваться оружием?
— Конечно. Я даже служил в здешней армии.
— Сколько вам лет было, когда вы сюда попали?
— Полных двадцать четыре.
— Восемь лет адаптации. За что вы сюда попали?
Сергей почувствовал комок в горле. Суховато-безразличным тоном, которым не говорил уже несколько лет:
— Статья 246, пункт Б. Преднамеренное убийство. Осужден на пожизненное проживание в поясе конца двадцатого, начала двадцать первого веков.
— Вы чувствуете раскаяние?
— А это уже не ваше собачье дело.
— Знаете, что мне больше всего нравится во всей этой истории? — сказал Сергей. — Хватит смелости выслушать?
— Что же? — спросила она с вызовом.
— Вы обвинили меня в преднамеренном убийстве. Вы лишили меня работы. Вы, в конце концов, не любите моего кота! И при всем этом вы искренне желаете мне добра. Вам не кажется это пугающим?
— Да я уже разобрался, — сказал Сергей. — Не волнуйся, Вадим. Внутренний отдел
— Какой внутренний отдел?! — внезапно закричал Вадим. — Ты хоть понимаешь, что происходит?! Я навел справки через своих знакомых. Она не из внутреннего отдела... она вообще не из «ТайСинк»! Она из государственной комиссии по досрочному освобождению! Эту хреновину все-таки создали! Твоя ненормальная Оленька добилась своего!
— Зачем мне досрочное освобождение? Я как-то не спешу...
— Идиот!
— Чего? — опешил Сергей. И сам себе напомнил того злосчастного туриста с рукой в утилизаторе... Вот засосало, так засосало...
— Я не хочу тебя терять, Серега. Ты мой лучший работник. Ты мой лучший друг. Но... Это в ее власти. Сергей, ты хоть раз слышал про принудительное досрочное освобождение?
* TiSinc — Time Service Inc, в просторечии " ТайСинк "НАДО БЫЛО ПОЕЗДОМ
Ту сто четыре — самый лучший самолёт.
Ту сто четыре — самый быстрый самолёт.
Я поднялся на крыльцо и нажал на кнопку звонка. Отпустил. Снова нажал. Поправил очки. Лучше бы обойтись без них. Тёмные очки не располагают к доверию.
Шаги.
— Кто там? — на меня смотрят в глазок.
— Добрый день. Меня зовут Андрей. Вы разрешите мне позвонить? — собственный голос мне незнаком. Низкий, слегка хрипловатый. Очень глубокий. Доверительные интонации. Но при соблюдении некой дистанции. Какой-то очень... очень профессиональный.
— Что? Почему?
— Я попал в аварию.
Маленькая пауза.
— О! Сейчас, сейчас...
Дверь, тем не менее, открывается осторожно. На пороге — молодая женщина. Прямые светлые волосы до плеч. На женщине — серая майка, короткая юбка в шотландскую, красную с синим, клетку и розовые носки.
Женщина смотрит на меня и говорит:
— Что с вами?
Хорошо, что я не снял очки.
— Меня сбила машина.
То есть, хорошо с той стороны, что не видно громадных синяков у меня под глазами.
На мне — светло-серый льняной костюм. Очень дорогой и грязный. Пятна — от бурых, как спекшаяся кровь, до зелёных, травяных. Штанина порвана. Воротничок рубашки почернел от пота. Галстук, к счастью, цел. И даже нормально завязан. Имидж прежде всего.
— Ох! Заходите, конечно. Может, вызвать скорую? Или милицию?
— Пожалуй, лучше такси. Да, вас как зовут?
— Ка... Екатерина.
— Скажите, Катя, на восемьсот двенадцать звонить — это дорого?
Пауза. Соображает. Не доверяет. Боится?