Сесквоч
Шрифт:
Туберский старался не смотреть брату в глаза. Он предложил брату урезанную версию своих трехмесячных скитаний в чащах Бэсин Вэли. Все объяснения только заставили Фенберга вздохнуть, подобно усталому и разочарованному Линдону Бэйнсу Джонсону.
Фенберг лежал на спине, положив руки под голову, думая свои мрачные гамлетовские мысли, как говорил Туберский. Временами он пугал Джона. Он лежал на тюремной койке и не улыбался. Взгляд серых глаз был устремлен в сложный лабиринт дешевых пружин, на которых лежал матрас соседа сверху, и Туберский знал, что немигающие глаза спокойно вычисляли сейчас решение всех проблем на случай, если придется хоронить Элен и что он скажет мальчикам. Фенберг был сильнее Джона по характеру. Но если присмотреться к нему повнимательнее, то можно было заметить его смятение и боль.
Туберский методично скреб бетон, в который были вставлены железные стержни, закрывавшие окно. Он делал это ножом Рыжей Собаки, не нажимая слишком сильно. Он уже затупил острие. Бин Брэс Браун покорно стоял рядом, подставляя руки под сыплющийся песок. Поглощенный своей работой, Туберский не обращал внимания на двух индейцев — соседей по камере. Рассмуссен забрался на верхнюю койку и сидел там, пригнувшись, как стервятник. На шее у него остались отметины. Внизу на койке под ним сидел, скрестив ноги, старый индеец. Его незаплетенные в косу волосы почти касались холодного деревянного пола. Чарли Два Орла уже почти час тихо, почти не слышно напевал что-то басом.
— Ты сказал, что спал — спокойно сказал Фенберг, нарушая тишину.
Туберский прекратил свои раскопки. Он стоял на кровати на цыпочках, чтобы достать до окна.
— А?
— Ты сказал, что спал, — повторил Фенберг, растянувшись на кровати. — А перед этим ты что-то сказал о своем монстре. Помнишь?
— Нет, — удивленно ответил Туберский. — Ах, да. Вспомнил. Я говорил, что у него слабое сердце.
— Слабое сердце, — повторил Фенберг, ему нравилось произносить эти слова. Бин оглянулся и улыбнулся. — Что-то не в порядке с сердцем.
Туберский снова принялся за работу, вдохновленный тем, что Фенберг разговаривал с ним.
— Да, по всем признакам это angina pectoris, как у нашей мамы.
Фенберг понимающе кивнул.
— Монстр с больным сердцем. — Фенберг скатился с кровати и встал. Туберский прекратил работать, а у Рыжей Собаки сработал защитный рефлекс, и он выпрямился. Оба смотрели на Фенберга. Он сунул большие пальцы рук в карманы, опустил голову и медленно расхаживал по камере. Движения Фенберга слегка не совпадали в резонансе с пением Чарли.
— Я хочу выяснить немедленно.
— Ты о чем? — удивился Туберский.
— В ночь убийства Дарлы Беган твое смешное алиби заключалось в том, что пока ее зверски убивали в тридцати футах от тебя, ты спал.
— А-га. — Тон Туберского был скорее успокаивающим, чем уверенным.
— И, испугавшись ложного обвинения, ты убежал в горы, ускользнув от хорошо организованной облавы, одной рукой захватил неуловимого Снежного Человека весом в полтонны, который случайно стоял около кинотеатра для автомобилистов и ждал, когда начнется кино, а потом жил в пещере с этим существом три месяца. И вернулся прошлой ночью, потому что у существа было что-то не в порядке с сердцем и ему нужны были лекарства.
— Это не кажется правдоподобным, если излагать так, как ты это сделал, так ведь? — согласился Туберский.
Фенберг на ходу покачал головой:
— Не кажется. Ты не хочешь поделиться со мной, почему ты превратил мое имя в проклятье для всех?
— Не понял? — Туберский заскреб быстрее. Он ждал этого вопроса.
— Кредитные карточки, «Джон», "Сирc", "Мастер Карт", "Америкэн Экспресс". Не покидаете без них вашу пещеру? Даже Леона Хелмси не смогла бы тратить сумму в пятнадцать тысяч долларов каждый месяц, живя в пещере. Не расскажешь ли, что ты купил на сорок пять тысяч долларов?
Туберский прекратил работу:
— Большую часть суммы я потратил на сафари.
Фенберг меланхолично улыбнулся. Сафари. Это слово ему тоже нравилось.
Туберский прислонился к стене:
— Сорок пять тысяч?
— Да. Ты хочешь сказать, что ты об этом не знал?
— Я не знал, что так много. — Туберский оцепенел.
Безответственность в финансовых вопросах была ему свойственна. Он никогда не трудился подсчитать общую сумму покупок, а также не заботился о набегающих со скоростью ракеты процентах.
— Подожди. Дай подумать. Мне надо было купить несколько прочных сетей для охоты на крупных животных. Потом я купил клетку. И несколько капканов на медведей. Походную кухню. Тент. Специальное ружье, которое выпускает усыпляющие стрелы, и еще мне надо было купить сами стрелы, а они были недешевы. Их заказывали в Сан Диего. Ну и еще кое-какие мелочи. То, что необходимо, когда организовываешь экспедицию.
Фенберг улыбнулся и прохаживался, как будто тут присутствовали невидимые присяжные.
— Но ведь ты поймал это существо относительно быстро, когда удалился от цивилизации, а не приводил его домой три месяца. Почему?
Туберский ковырялся у решетки.
— Мне надо было время, чтобы заслужить его доверие. И он несколько раз убегал.
— Почему, когда он был рядом, ты не набросил на него сеть, не прицепил к его ногам пару капканов для медведей, не выстрелил усыпляющими стрелами, не завернул в тент и не спустил с холма в клетке?
Фенберг ждал ответа.
Дело было в том, что у Туберского не хватало духу выстрелить в зверя. Джон привык к нему.
— Я пытался, несколько раз. Но он так жалобно смотрел на меня или кусался.
Фенберг глубоко вздохнул. Семь шагов к стене, семь шагов назад. Фенберг заложил руки за спину и выложил туза:
— Нейман-Маркус.
— Не понял? — Туберский сделал вид, что весь поглощен работой.
— Нейман-Маркус. Что… ты купил… у Неймана-Маркуса?
— Спортивное пальто. — Туберский с трудом удержался, чтобы не назвать своего старшего брата мистером Фенбергом.
Фенберг остановился.
— Когда видишь черное кашемировое спортивное пальто шестидесятого размера, очень длинное, итальянского покроя на парня с талией тридцать четыре дюйма по сниженной цене, то покупаешь его.