Севастополь в огне. Корабль и крест
Шрифт:
В лодке налегали на весла четверо рыбаков. Седые волосы одного из них развевались по ветру. Еще двое были почти дети лет тринадцати-четырнадцати. Видимо, это были дед, отец и двое внуков.
С кормы «Таифа» взлетела ракета, затем еще одна. Через мгновение на поверхности моря покачивались только мелкие обломки досок.
Кравченко обернулся к Биле. На лице у него было написано глубокое изумление. Чиж и вовсе приподнялся с открытым ртом, чтобы получше разглядеть то, что случилось в море.
– Это чем же они их таким? – спросил Кравченко.
– Конгривова ракета, – ответил Биля.
– А то мы ракет этих не видали! Но те летают в белый свет как в копеечку, а эти-то как точно легли. Да и заряд другой! Как обухом бухнули.
– Раз они по ним вдарили, значит, до утра не уйдут, – сказал Чиж.
Корма «Таифа» захлопнулась. С его правого борта матросы начали спускать шлюпку. Пластунам стало видно, что она загружена пустыми бочонками, которые болтались из стороны в сторону, когда перекашивались тали.
– За водой. Родник здесь, чуть пониже, – сказал Биля.
– Так получается, что они тут уже раньше бывали, – заметил Кравченко.
– Бывали, причем не раз.
– Прихватим их? – спросил Чиж.
– Нам не пощипать их надо, а бумаги взять, – ответил ему Биля. – Послали бы нам сегодня Господь Бог да святой Евстафий погодку пластунскую.
– Луна в ущербе, ночь темная будет, – посмотрев на небо, заметил Кравченко.
– Погода нужна такая, в какую только и можно счастливого окончания дела ожидать. Самая ужасная, – проговорил Чиж.
– Погоды мы ждать не можем.
– Близко подойдем, часовой услышит.
– А мы не сразу, потихонечку. Ты, Федя, уключины так салом протрави, чтобы они в нем плавали.
– Это само собой, какой разговор. Шума с собой не принесем. Но по воде!.. Раз плеснул веслом, и за версту слыхать.
– Думаю, что подойти сможем, – чуть помолчав, сказал Биля. – Николай Степанович, ко всему своему набору снаряжай еще и брандскугель.
Солнце уже село в море, быстро опускались сумерки. У лодки, спущенной на воду, шли последние сборы пластунов. Они расстались с рыбацкой одеждой и были в своей, боевой.
Весла и лодка были покрашены черной краской, а нос ее обит жгутом, скрученным из рыбацкой одежды и хорошо просмоленным.
Кравченко передал Чижу бутылку, с которой возился недавно у костра. Пробка в ней была теперь снабжена ярлыком. Бутылка выглядела неотличимо от той, которую когда-то уложили в ящик с соломой руки виноторговца.
– Поставь там, где тебе удобно будет, – сказал Чижу Кравченко.
– Куда я ее дену-то? По диспозиции мне несподручно.
– Диспозиция! В кошель положи. Я тебе потом еще кое-что дам, насторожишь там.
– Брандскугель готов? – спросил Биля Кравченко.
Тот пустил край мешка и показал есаулу ядро, просверленное в разных местах, из которого торчали фитили из промасленной пакли. Рядом с ним стоял небольшой бочонок.
– Пороха вот у нас не особо много, – заметил Кравченко.
– Что ж ты мало взял?
– Речь шла про пароходик. А это чудище самое настоящее, левиафан. Но если будет нам божья помощь, то брандскугель за нас порадеет.
Вернигора и Яков натягивали белые бечевки вдоль стволов своих штуцеров.
Вернигора закончил с этим, навел оружие на берег и сказал:
– Яша, ночью стрелять – на огонь не смотри! Глаз погасишь! Краем бери, наводи от света в темноту.
– Стрелять вам только в самом крайнем разе! Помните? К борту не подходить! – строго сказал Биля.
– Все будет как по писаному, – отозвался Вернигора.
Биля, Кравченко и Али даже замерли от этих слов.
Черкес прекратил точить бруском шашку.
– Много говоришь, шайтана разбудишь! – недовольно заметил он.
– Ну-ка, Омелька, сплюнь три раза! – подхватил Кравченко.
Вернигора виновато сплюнул.
Али покачал головой и возобновил свое занятие.
– Штуцеры все зарядили? – спросил Биля.
– Точно так. Капсюли не ставили, – ответил Яков.
Есаул осмотрел два своих револьвера, проверил каморы на барабанах, залитые воском, взял штуцеры у Якова и Вернигоры, подошел к лодке, положил их к остальному оружию, склонился над ними и что-то быстро зашептал.
– Что это батя делает? – тихо спросил Яков у Кравченко.
– Заговаривает винтовочки, просит их послужить нам.
Последние слова заговора Биля произнес чуть громче:
– Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа. Аминь.
Есаул поднялся, взял в лодке заплечный мешок, достал из него чистую белую рубаху и стал переодеваться. Вслед за ним потянулись к своим мешкам и остальные пластуны.
Али с интересом посмотрел на товарищей, но переодеваться не стал. Он отошел в сторону и встал на колени, чтобы совершить молитву.
Ночной ветер сносил белесые облака к востоку. В их разрывах иногда показывались огромные южные звезды. На севере облаков не было, и там пламенел синей искрой Северный гвоздь, то есть Полярная звезда.
Двое часовых ходили вдоль обоих бортов «Таифа», встречались то на носу, то на корме. На капитанском мостике горел фонарь. Там виднелась тень рулевого.
У якорной цепи всплыли Чиж и Биля. В зубах они держали короткие кавказские кинжалы. У Чижа к рукоятке была привязана удавка, шелковый шнур с деревянной ручкой. Пластуны начали бесшумно подниматься по якорной цепи. Кроме штанов и ноговиц на них ничего не было. В просвет облаков на секунду выглянула луна. В ее резком свете мелькнули глубокие шрамы на спинах Били и Чижа.