Север помнит
Шрифт:
Он видел многих. Обезглавленный лорд Эддард. Леди Кейтилин; ее глаза сверкают на изуродованном лице, словно блуждающие огни. Робб прощается с ним, как когда-то давным-давно, и снежинки тают у него в волосах. А потом снова Робб, его голова отрублена, из изувеченного тела медленно вытекает кровь, но он смотрит мрачными мертвыми глазами Серого Ветра. Санса заперта в ледяном замке, над ней нависает обгорелая тень с собачьей головой, а над ними обоими возвышается другая тень, размером с гору, истекающая черной кровью. Бран опутан корнями какого-то чудовищного дерева, его тело с каждым днем становится все слабее. Малыш Рикон окружен тысячами голубоглазых привидений в краю вечной
Где Арья? Даже в бреду он знал, что она не с его погибшей семьей. Внезапно он оказался в краю красных гор, где солнечный свет отражается бриллиантовыми бликами в наконечнике копья и песок кружит на ветру. Он увидел воина с мечом, белым, как млечное стекло, и еще двух: шлем у одного был в форме черной летучей мыши, а символом второго был белый бык. Позади них на кровавом ложе лежала безликая женщина в венце из голубых роз. «Обещай мне, Нед», - со слезами взмолилась она и умерла.
Краснота молотом стучала внутри головы. Я горю в ледяной клетке. Он корчился и бился, словно знамя на ветру, и вдруг, сквозь мутную боль, увидел слабый отблеск Винтерфелла. Он точно знал, что это Винтерфелл, хотя замок был сожжен, разрушен, разграблен и покрыт копотью, и сугробы в сорок футов высотой подбирались к его башням. Он пролетел над ними в богорощу, где пузырился горячий источник, и оттуда на него выглянуло красное лицо. Древние губы двигались. «Джон, - прошептало оно. – Джон, Джон, Джон”.
Он попытался ответить, но слова превратились в пыль. В дереве проглянуло лицо Брана, а потом чье-то еще, с длинными белыми волосами, одним красным глазом и красным родимым пятном на впалой щеке. Красный. Всегда красный. Дерево подняло гибкую ветвь. «Дым, - раздался голос. – Дым и соль. Тысяча глаз и один».
Джон Сноу не знал говорившего, но каким-то образом этот незнакомец стал его частью. Кто ты?
«Я – это ты, - был ответ.– Но ты – это не только ты».
На него опустилась тьма, готовая поглотить его, и он испугался. «Не уходите, - хотел крикнуть он призракам, бродящим по загробному миру. – Не бросайте меня!»
«Убей мальчишку, - послышался слабый, угасающий шепот. – Убей мальчишку, и пусть родится мужчина».
Вдалеке раздались звуки арфы, мелодичные, низкие, плачущие. Песня, такая печальная, что и мертвые заплачут. А потом мир стал черным, и Джон понял, что вот-вот проснется. Он яростно сопротивлялся, но выбора не было. Он приподнялся и сел. Кем я стал?
Он забился в судороге, захрипел, попытался вдохнуть и, открыв глаза, обнаружил, что лежит, скорчившись, на ледяной плите.
Несколько мгновений Джон просто лежал, изнуренный даже самым простым усилием. Мир вокруг него вращался, а стены камеры, занавешенные ковром из сосулек, пропускали свет. Холод был такой, что невозможно было представить, каждый вдох был словно удар в грудь. Но тем не менее от холода он чувствовал себя бодрее.
В конце концов, он попытался встать на ноги. Что-то не так. Он не мог стоять прямо, только на четвереньках. По льду клацнули когти, и он попытался оглянуться, чтобы посмотреть, что же позади, но голова двигалась не так, как он привык. Нос чуял лучше, а глаза… что не так с глазами? Он посмотрел прямо перед собой и испытал самый жуткий ужас за всю свою жизнь.
Перед ним лежало его собственное тело. Серые глаза были открыты и бессмысленно смотрели в потолок. Руки были сложены на груди, как у могильного памятника. Длинные каштановые волосы в беспорядке рассыпались вокруг вытянутого серьезного лица. На нем не было никакой одежды, кроме легкого савана, под которым виднелись наполовину затянувшиеся раны и шрамы на горле, на боку, на животе.
От потрясения у Джона голова пошла кругом. «Я все-таки умер,- понял он. Отрицать это невозможно, доказательство прямо перед ним. – Но тогда кем я стал? Как я могу думать, откуда я знаю, кто я, если я не…»
Он посмотрел себе под ноги – их было четыре, а не две. И ноги эти были покрыты густой белой шерстью и заканчивались широкими лапами. Он угадал, сказав, что стал призраком. Это мой волк. Я в теле моего волка.
Неудивительно, что Джон едва не сошел с ума.
Он метался беспорядочными кругами, оскальзываясь и царапая лед когтями. Он чувствовал, что в его голове есть еще что-то, что не вполне принадлежало ему, наверное, душа самого Призрака, глубоко забившаяся внутрь, когда Джон занял тело волка. Дикая, волчья кровь. Оно стало сильнее, и слова исчезли, только лед-огонь-лед-огонь-лед-огонь, жжет все время, жжет…
Дверь открылась, и вошла красная женщина.
При виде ее каждая шерстинка в шкуре Призрака поднялась дыбом. Он оскалил зубы, отступая к телу Джона. Если самка подойдет слишком близко, если попытается дотронуться – он разорвет ее, вонзит зубы и отведает плоти и крови, красной, словно рубин, пульсирующий на ее шее, такой нежной, такой уязвимой…
Медленно и осторожно красная женщина опустилась на колени. Она протянула изящные руки в миролюбивом жесте.
– Не нужно меня бояться, брат, - сказала она глубоким медоточивым голосом. Она говорила на общем языке, но с асшайским акцентом. – Прошу, успокойся. В свое время все станет так, как и должно быть.
Мелисандра. Джон знал это имя, и хотя он подавил порыв Призрака вцепиться ей в горло, у него не появилось желания доверять ей. Скорее наоборот, его подозрительность стала только сильнее. Он уже осознал один из серьезных недостатков своего нового тела: у него не было голоса. На краткий миг у него возникла безумная мысль – сможет ли волк удержать в лапе перо.
Что ты со мной сделала? Это был первый и самый важный вопрос. Где я? Тут же возник второй.
Красная жрица улыбнулась.
– Ты в безопасности, Джон, - успокаивающе промолвила она. – Ты там, где нас никто не найдет, пока мы не будем готовы.
Призрак угрожающе царапнул пол, желая получить более точный ответ. Холод, лед, чувство защиты и одновременно враждебности… и он понял. Стена. Мы под Стеной.
– То, что с тобой сделали, исходило не от меня, - продолжала Мелисандра. – Можешь возблагодарить бога за его дар целительного света, за огонь, который заполнил твои легкие. Если бы не он, ты попал бы в холод и тьму Великого Иного. Вот что тебя ждет, если ты еще раз отринешь силу Рглора, Джон Сноу. Знай это.
Джону не было дела до ее Красного бога. Теперь он волк, и в гораздо большей степени, чем когда был самим собой. «Я хочу вернуть свое тело, - мысленно сказал он ей.– Я хочу вернуть моих людей. Я хочу вернуть мою сестру. Арью. Где Арья?»
Мелисандра либо не поняла его, либо притворилась, что не поняла.
– Ты спасен ради великой цели, - сказала она, пристально глядя красными глазами ему в глаза. – Но перед тобой стоит еще одно испытание. Ты прошел лишь полпути. Только смертью можно заплатить за жизнь, Джон Сноу, а твоя жизнь стоит дорого. Ты еще не горел в огне. Ты должен.
Проклятье, о чем она говорит? Все, что Джон мог вспомнить, это пламя. Когда Мелисандра протянула к нему руку, он отпрянул. Если я дамся, она использует меня для какого-то жертвоприношения. Но зачем? Для чего?