Северные волки
Шрифт:
Если бы Хальвдан знал, что так будет, то не позволил бы ему даже рта открыть в тот день, когда Ивар переступил порог его дома.
Хельги завел песнь, взывая к богам, обходя по кругу лодку, на которой лежал восково-желтый Ивар. Есть ли смысл просить у них? Тех, кто не знает жалости и не прощает ошибок?
Подвели рабыню. Ту самую, что оборвала жизнь прославленного воина. Никто не скрывал ненависти, глядя на нее. Но похоже, это мало ее заботило. Кажется, дух давно оставил это тело, оставив только пустой сосуд. Но пустое тело не смогло бы сделать то, что сделала она.
Хельги все так же распевая песню, вытащил
Хальвдану оставалось только надеяться, что боги передумают, получив жертву. А если нет, то в морозных туманах Ивару не будет так одиноко.
В полной тишине спустили лодку на воду, проводив достаточно, чтобы волны сами оттащили ее от берега.
Свистнули зажженные стрелы, и щедро политое растопленным свиным жиром судно объял огонь. В небо поднялся черный столб дыма...
И все это в полной тишине. Только шелест волн по отполированной годами гальке. Никто не сказал ни слова. Не выказал надежды на новую встречу, боясь накликать такую судьбу и на себя.
И все же не смогли они сдвинуться с места, пока море не скрыло маленькую лодку. Пока не проглотило остатки славы великого воина Ивара Дана.
ГЛАВА 18. Режущий волны
Море. Величественное и прекрасное. Бескрайнее и опасное. Оно может отдать свои дары, спасти от голодной смерти. А может разгневаться. Забрать в свое холодное чрево, высосать жизнь и выбросить, как мелкую щепку на берег. Бертрада знала море разным. Жестоким. Забравшим у нее отца. И щедрым. Всегда готовым поделиться с ней своим богатством. Она знала его злым. Ревущим, как голодный зверь. Когда казалось, что морские чудовища, описанные Гессой, вот-вот выйдут на берег. И ласковым, как домашняя кошка, что ластится к ногам. Но всегда оно заставляло ее чувствовать себя маленькой, слабой. Щепкой, что качается на его волнах.
Но сегодня все было иначе.
Гесса рассказывала, что корабли северян подобны морским чудовищам, живущим на дне и служащим старику Ньерду.
Берта усмехнулась, проведя пальцами по резной оскаленной голове дракона. Если морские чудовища столь же прекрасны, то она не против с ними встретиться. Никогда в жизни не приходилось видеть подобного.
Режущий Волны. Так его звали северяне. Он и правда разрезал их, как раскаленный нож - масло. И даже скрип снастей и гул ветра, натягивающего полосатый сине-красный парус, казался дивной музыкой.
Берту восхищало все. От низких бортов с множеством обитых кожей щитов, до черного ворона, раскинувшего крылья на флаге. От соленого ветра, бросающего холодные брызги в лицо. До яркого солнца. Хотелось распустить волосы, сплетенные по совету Снорри на норэжский лад, раскинуть руки. Взлететь навстречу ветру, подобно чайке. Она хотела смеяться и в то же время забывала дышать.
– Нравится?
– вернул ее к реальности Хальвдан.
Берта смутилась, не зная, куда деть глаза. Эти два дня она не представляла чего ожидать от хмурого, как грозовая туча, Хальвдана. Боялась, как бы в смерти воина не обвинили ее. И в то же время не отходила от Снорри, взявшегося ее опекать с еще большим рвением. Хоть это была хрупкая защита. Вряд ли он бы осмелился сказать хоть слово, если бы было решено, что Берта должна разделить судьбу Мари. Она не
Бертраде было жаль красивую молодую девушку. Но думалось о другом. О том, как жесток, оказывается, Господь, если позволил ей пережить подобное...
– Ты злишься на меня из-за той рабыни?
– снова заговорил Хальвдан, как оказалось все еще ждавший ее ответа.
– Расскажи о нем, - попросила Берта, снова касаясь головы дракона и пропуская мимо ушей неприятный вопрос.
Хевдинг улыбнулся и обвел корабль и команду таким взглядом...
Так, наверное, ее отец смотрел на мать. Взгляд, будто в мире нет ничего ценней. Теплый, ласковый. Казалось, что он любил Режущего Волны. Не как корабль, а как живое существо.
– Можно сказать, что мне его подарили сами боги. Давно, еще в первом моем походе. У меня тогда не было ни корабля, ни своей команды. Только место у весла. Да и то в середине. Ульрик до последнего не верил, что я вообще отправлюсь в тот поход. Но боги рассудили иначе. В том походе я не только выжил, но и получил его, - сказал Хальвдан, погладив резную голову на носу, и Берта быстро убрала руку.
– С тех пор я и ношу прозвище Любимец Богов. А он несет меня по владениям Ньерда и оберегает от сетей великанши Ран. Он дал мне хирд, богатства и...
– Хальвдан умолк, словно прикусил чуть было не сорвавшиеся с языка слова. Те, что Берте говорить не хотелось. Хоть все равно рано или поздно она узнает, но не сейчас. И, гладя куда-то, где небо смешивалось с морем, продолжил.
– На его палубу до сего дня не ступала нога женщины.
– Ты ни разу не брал рабынь в походах?
– Рабыни это другое. Я говорю о вольных женщинах, Берта.
– Не значит ли это, что я вольная женщина? Хальвдан кивнул.
– Ты моя гостья. Я бы не посмел осквернить богов, назвав тебя рабыней.
– И это значит, что я могу уйти?
– растерянно спросила Берта.
– Могла и раньше? Мужчина задумчиво побарабанил пальцами по борту.
– Можешь, если захочешь. Но сначала поможешь мне, в этом походе.
Берта стиснула борт корабля так, словно палуба вот-вот грозилась уйти из-под ее ног
– Если и мне достанется часть добычи, - сказала она, едва сдерживая волнение и кусая губы, страшась собственной наглости.
Она не решилась посмотреть на Хальвдана. Иначе увидела бы, как удивленно изогнулась его бровь, прежде чем он расхохотался. Да так, что все команда, что сейчас занималась - кто чем, доверившись попутному ветру, повернула к ним головы.
– Наверное, слова Бьерна о том, что в тебе течет кровь Норэгр, не такая уж бессмыслица, - сказал он отсмеявшись.
– Я подумаю над твоими словами.
Берта едва смогла сдержать улыбку. Но не возможная часть добычи ее обрадовала. Теперь, наконец, она понимала свое место на этом драконе. И оно было не рядом со связанными по рукам и ногам рабынями.
– А теперь ты... Скажи мне, Берта, что так напугало тебя тогда, когда убили Ивара? Вся радость развеялась, как пепел по ветру, стоило снова вспомнить о той, что ходила в тумане. Бертрада с радостью бы промолчала. Но стоило только увидеть, как блеснули сталью глаза, цвета хорошо промерзшего льда - стало ясно, что ей это не удастся.