Северный гамбит

Савин Владислав

И вдруг я узнаю, что в дивизиях последней волны, должных встать на Висле несокрушимой стеной, вместо истинно германских воинов — какие-то дикари, даже не говорящие по-немецки? Полуобезьяны, готовые разбежаться при первых же выстрелах? Что это — злой умысел или вопиющая глупость?

Так я повторяю вопрос, господа: кто допустил, что среди пополнения нашей доблестной армии Висленского рубежа оказались турки и арабы? Сто тысяч — и это еще не всех сосчитали!

Ефрейтор Степанюк Алексей Сидорович. За Вислой, 28 сентября 1943 года

А всё же нет у немцев нашего духа! Не умеют они воевать, как мы!

Вы только гляньте, что они с Варшавой сделали! Ровное место, где городские кварталы стояли, я в Сталинграде такого не видел! А ведь известно, в каменном городе столько всяких мест, что хорошо закопавшуюся пехоту одним лишь огнем выбить невозможно, обязательно после должен быть штурм, вплоть до ближнего боя, с гранатами, штыками, и рукопашной. Но у немцев на это кишка была тонка, и они валили без счета бомбы и снаряды, надеясь, что после просто займут территорию. Даже химией травили, и то не помогло! А если они каких-то повстанцев за два месяца не смогли одолеть, то нас они хрен сбросят обратно!

Жалко поляков. Хотя и говорил нам политрук, что народ этот к нам ни в коем разе не дружественный — в двадцатом на нашей земле и с нашими пленными зверстовали, как фашисты: «польский офицер саблей зарубил восьмилетнего мальчишку за то, что тот зло посмотрел», «расстреливали за большевизм целыми деревнями», «красноармейцу в живот зашили живого кота и спорили, кто сдохнет раньше» — и это всё какой-то француз, бывший у них советником, в мемуарах описал! Что всё у них было, как у фашистов — и отношение к нашим людям на восточных землях как к низшей расе, и сама идея, что они культурные европейцы, а на востоке дикари, которых надлежит завоевать и колонизовать, и концлагеря для недовольных. И агрессия ко всем без исключения соседям — даже от Германии, оказывается, успели кусок отхватить, а еще от Литвы, от Чехословакии; к Венгрии и Румынии претензии предъявляли, только с нами товарищ Сталин в тридцать девятом справедливость восстановил. Причем поступали по-подлому, используя своих же поляков кто за рубежом — сначала беспорядки и вопли об угнетении, затем вступает польская армия. У них до войны, оказывается, самой частой темой на маневрах было «действия при анархии на территории сопредельного государства». В общем, там еще много чего политрук рассказывал, самый настоящий фашизм, только «труба пониже — дым пожиже» в сравнении с Гитлером — хотя не удивлюсь, если немцы на их примере чему-то научились, что-то переняли. И будто бы в тридцать девятом они хотели вместе с немцами на нас напасть, но чего-то не поделили (наверное, шкуру неубитого медведя), и Адольф решил — нахрен таких союзников, проще их в рабы!

Вот только не весь же народ так? Уж если даже про немцев тон сбавили — давно уже не слышал: «Сколько раз немца увидел, столько раз его и убей», — так поляки всё же братский славянский народ… Ну, а что с завихрениями в мозгах по неразумию, так это поркой лечится — как детей малых на ум наставлять. Здесь в Варшаве за нас были и польские товарищи, коммунисты и патриоты. Как нас до того уже не политрук, а командир предупредил, кто с красной повязкой на рукаве, в того не стрелять. Да и дрались они неплохо, вот только вооружены неважно, у нас в сорок первом и то лучше было. А после они помогали нам город чистить — еще полк НКВД подошел, так красноповязочные при нем и проводниками, и переводчиками, и показывали, где тут входы в подземелья, в которых «белые» повстанцы засели, которые за панов, помещиков и буржуазию — ну чисто гражданская война в отдельном городе, да еще во вражеской осаде! Ну и мирных выводили, а много их еще осталось, у каждой нашей полевой кухни очередь человек в сто. Женщин много, детей. Накормят их — и на наш берег; говорят, там уже лагерь оборудовали, где будут всех пока содержать. Нет, мы не фашисты, но сами посудите, там эпидемия уже была в подземельях, а вдруг на наших перекинется? Так что лечение и карантин! И кормить их так легче, ну и конечно, отфильтровать, кто из них раньше фашистам служил в карателях. Ну, те, кто надо, разберутся, нам же главное — снова немцев сюда не пустить.

Так что — копай, пехота! Самое частое дело на войне, вот ей-богу, на гражданке смогу, наверное, землекопом работать. Причем быстро копать надо, потому что сейчас немцы силы подтянут и контратакуют. А у нас еще переправа не готова, понтонный мост только налаживают, техники на этом берегу почти что нет, лишь несколько противотанковых пушек на лодках доставили, да «барбосы» сами переплыли — самоходочки легкие, какие были на Днепре. А немцы вот-вот войска подтянут, настоящие, а не тот полицейский сброд, что мы в Варшаве перебили — и пойдут на нас «тигры» с эсэсовцами. Ничего, в Сталинграде хуже было.

И еще у каждого из нас по сумке, где лежит не только противогаз, но и противоипритовый резиновый плащ. Надевается удобно, как шинель: в рукава, а после можно полы вокруг ног обвернуть и застегнуть как штанины. Выдали месяц назад, и с тех пор старшины и взводные ежедневно проверяют наличие и сохранность. А еще были учения, черт бы их побрал, быстро всё надеть — это ладно, но бежать в этом, и с полной выкладкой!.. Хочется упасть и сдохнуть. Украдкой край маски оттягиваешь, чтобы пот вылить. И всё из-за немецкой химии, примененной против Варшавы — а ведь раньше и противогазы-то многие выбрасывали, освобождая в сумках место для иных полезных вещей. Причем этот газ зарин имеет особенную ядовитость, отчего против него и нужна такая защита. Ох, куда памятку дел?.. Надо перечитать, а то ротный спросит признаки заражения местности, стойкость в разную погоду, еще что-то; не ответишь — наряд вне очереди. Батя у меня рассказывал, как его еще в ту войну немцы газами травили — ну, суки, если опять!.. Тогда всё припомним, как в Германию войдем! Уже скоро.

Немецкая атака началась уже под вечер, так что окопаться мы успели. На западной окраине Варшавы были и дома, и заборы, и деревья-кусты, сюда повстанцы не дошли или их выбили отсюда быстро, так что похоже на нормальный пейзаж. Всё вроде было, как положено — сначала артобстрел, затем танки с пехотой — но именно «по уставу», без души, без натиска победить во что бы то ни стало. Немецкая артиллерия быстро заглохла — после первых же ответных залпов с нашего берега. Танки только сблизились с нашими траншеями — и сразу откатились назад, потеряв три машины сожженными из «рысей»; еще трех подбили «барбосы». Пехота залегала от нашего огня и вместо того, чтобы подняться в атаку, отползала прочь. И в завершение, прилетели наши штурмовики и хорошо обработали что-то нам невидимое за фрицевским передним краем, а вот «фоккеров» и «юнкерсов» мы не видели ни одного. В общем — не Сталинград!

Один из подбитых, но не сгоревших немецких танков стоял метрах в двухстах. Поскольку экипаж мог быть жив, затаиться и при следующей атаке поддержать огнем, наши сползали туда разобраться и прихватить, что ценного. Вернулись разочарованные — танк оказался «стеклянным». Это еще с зимы встречалось: или наши стали делать бронебойные снаряды особым образом, или у немцев броня стала хуже, но от попадания она крошилась, отлетая внутрь осколками, как картечь. Снаружи танк кажется целым, а внутри всё в фарш, даже пулемет МГ-34 оказался поврежденным, совсем нечего было брать.

Зато немца прихватили. Лежал у танка в воронке. Но не танкист — мундир пехоты, сопротивления не оказал, хотя винтарь рядом. Так как «язык» всегда бывает полезен, да и награда за него положена, не стали добивать, а притащили с собой. У нас уже оказалось, что фриц не ранен, но то ли контужен, то ли рехнулся: лопотал что-то непонятное, как ни спрашивал его лейтенант из СМЕРШа, знающий по-немецки. И воняло от него — обгадился, сволочь? А когда лейтенант приказал отвести его в нужник, чтобы хоть обтерся, и рядовой Горохов ткнул фрица стволом, тот вдруг упал наземь и стал ползать на брюхе, с воплями целуя наши сапоги. И смотрелось это предельно противно, особенно потому, что среди визгов этой твари ясно различалось «коммунизм», «Маркс, Ленин, Сталин», а еще «аллах» — чаще всего.

— Махмуда из второго взвода позовите, — приказал лейтенант. — Он татарин, из мусульман, может, поймет?

Пока искали переводчика, фриц понял, что немедленно убивать его не будут (если ведет себя по-сволочному, так и буду фрицем называть! И не дай бог, он и впрямь каким-то коммунистом окажется, тьфу!). Нет, речи его мы не понимали, но по тону было видно, что он умоляет сохранить ему жизнь и готов за это сделать всё, что нам угодно, хоть вылизать всем подошвы языком. Да что это за тварь такая, просто любопытно, ну не вели себя так немцы, даже в конце сталинградского сидения!