Северный гамбит
Шрифт:
— Этого человечка я у вас заберу, — сказал Пономаренко, дочитав протокол. — Что он еще порасскажет — и про немецкий тыл, и про свою ридну Палестину? Может быть, и в пропаганде используем что-то. Победа не за горами, но, товарищи, разбить врага — это полдела! Труднее будет после, чтобы бывший враг нас полюбил. И стал нашим искренним, лояльным союзником. Конечно, кто нас не полюбит, тому и жить не надо на нашей земле — но мы же не можем, как фашисты, всех недовольных истреблять?
Это верно. При чем тут Красная империя и мировой коммунизм? Мы всего лишь ищем и наказываем фашистских пособников и палачей — ну, а что девяносто девять процентов тех, кто за «ридну самостийну» хоть Украину, хоть Литовщину, хоть Польшу, и в сотрудничестве с Гитлером по
Мы, после того дела, когда сестру Рокоссовского вывозили, еще один раз ходили на ту сторону — обеспечивали переправу. Сначала разведали, затем поработали корректировщиками, я даже ни одного фрица не пристрелил. Для «винтореза» дистанция нужна метров сто — сто пятьдесят, но не дальше — а когда по немецкому «шверпункту» массированно работают «катюши», то и за четыреста метров очень неуютно в яме лежать. А после еще штурмовики по фрицевской обороне впереди бросали напалм и кассетные бомбы, тут вообще господи помилуй — ночью запросто можно промахнуться метров на семьсот! Это не Петсамо, где наши должны были снаряды экономить, и оттого вперед посылали нас — для корректировки и еще снайперками выбить важные цели: наблюдателей, посыльных, телефонистов, да хоть тех, кто захочет убежать. А ведь года еще не прошло, это выходит — от Волги до Вислы дошли в меньший срок и с меньшими потерями! Хотя со снарядами не совсем еще хорошо, 76-миллиметровых хоть залейся, а более крупные калибры в артподготовке участвуют слабо, лишь по важным целям. Выручают «катюши» и тяжелые минометы, наверное, их национальным оружием Советской Армии назовут. По полевой обороне, дзотам, блиндажам, траншеям работают выше всяких похвал, но корректировать их огонь, особенно ночью, занятие точно не для слабонервных, рассеяние при навесном огне большое, а «Краснополь» лишь в начале семидесятых появится. А «осетр» калибром двести сорок и в полтора центнера весом при попадании оставляет яму на месте любого блиндажа, и получить это себе на голову при недолете — никакое укрытие не спасет.
— И всё пока! Вы подводный спецназ, инструмент дорогостоящий, чтобы его в мясорубке уличных боев расходовать и перед Ставкой отчитываться, если кого-то убьют, — генерал, командир корпуса так и сказал, и добавил: — Еще Одер впереди, там поплаваете.
Сидим в Праге, заняли целый особняк, относительно уцелевший, а в соседях Особый отдел корпуса — в доме, похожем на наш, так что мы, на взгляд непосвященного, то ли охрана, то ли отряд быстрого реагирования при особистах. Пользуемся относительным отдыхом — и вот, сначала арабы, затем Пономаренко. Ничего, скоро вперед пойдем — интересно, удастся ли североморским «водяным» вынырнуть в Берлине из реки Шпрее, чтобы Гитлера схватить?
На севере Таллин взят, немцев скинули в море, идут бои на Моонзундских островах и в Курляндии. Здесь наши на Висле, и взяли уже плацдармы на том берегу, тут в Варшаве, и еще два южнее. Затем фронт дугой по Карпатам, но в Румынии их уже перешли; бои в Трансильвании; в Югославии что-то непонятное — так мы за Тито или нет? Судя по тому, что там происходит, с Тито у нас пока не более чем обмен любезностями, а реальная помощь идет Ранковичу — совместно с его отрядами наши Косово освобождали. Интересно, от кого?..
Кто помнит, как в Косовском крае появились албанцы? На исконно сербской земле. А это в сорок первом, когда Югославия капитулировала, Гитлер подарил «другу дуче» кусок югославской территории, примыкающий к границе Албании, тогда итальянского протектората. Туда тотчас же побежали албанцы и вели себя в точности как крымские татары у нас, то есть активно сотрудничали с оккупантами — вот только Тито оказался добрее Сталина, после победы землю вернул, а албанцев назад не выгнал. Или посчитал невыгодным — социализм в Югославии был «с капиталистическим лицом», а албанцы уже тогда заняли
— Мяяяу!
Кот влез без всякой субординации и ткнулся мордой мне в ногу — погладь, хозяин! С тех самых пор, если не спит где-то у нас в расположении, то бегает за мной, как собака, и иногда лишь исчезает — однажды вернулся с крысой в зубах. Но все здесь уже знают, что это наш кот, не сметь обижать! А ночью обычно у меня в ногах или под боком, теплый, как грелка. Вымылся, отчистился, отъелся, распушился — вид обрел самый презентабельный. Точно домашний раньше был — и где теперь твои хозяева? Любил ты их, наверное, если так к людям?
Ну ничего, хвостатый, скоро в Берлине будем — и за всё с немцев спросим. И за твоих хозяев тоже. Поспрашиваем так — а после с теми, кто жив останется, будем строить ГДР.
Да, надо тебя всё же назвать? Раз в немецком тылу тебя нашли, будешь Партизаном. Или до Пана сократить — по твоей национальности?
Лазарев Михаил Петрович. Подводная лодка «Воронеж»
Эта песня стала уже чем-то вроде гимна. Так же, как на эсминцах СФ традиция пустить по трансляции «Растаял в далеком тумане Рыбачий, родимая наша земля», выходя в боевой поход из базы, у нас вошло в обычай в начале похода, на курсе от берега и достаточном уже отдалении, пустить по межотсечной связи эту песню — для морально-психологического настроя. И представляю реакцию чужого акустика, услышавшего это в море! Ну, а наши на «Куйбышеве» и «Урицком» уже привыкли.
Слышал историю, случившуюся на СФ в конце семидесятых:
Идет домой дизельная подлодка после Атлантики, все устали — два месяца в стометровой стальной трубе, — нервы у всех на пределе. У командира день рождения, после поздравления и вручения подарков кэп оставляет в ЦП старпома: «Я в первом отсеке отдыхаю, если что приключится — дернешь». И уходит.
Лодка идет на глубине сто, всё в норме. Вдруг акустик из своего закутка высовывается, бледный — глаза по пятаку, сказать ничего не может, только рукой к себе старпома подзывает. И протягивает наушники — мол, слушай. Старпом надевает их и тоже офигевает — сквозь морские шумы отчетливо два пьяных голоса ревут: «Напрасно старушка ждет сына домой», — и еще гармошка играет.
Вообще-то, такое явление в военно-морской медицине хорошо известно. Психика так устроена, что если например, поместить человека в одиночную камеру, то уже через пару суток начнутся глюки — причем наиболее часто именно со звуков. Космонавты наши проходили такое перед полетами в сурдокамерах — «башнях тартаны»: уж на что здоровые и тренированные были ребята, а после первых суток и они начинали слышать шум, голоса, музыку — это так наш мозг борется с информационным голоданием. А у моряков это хорошо знакомо в ситуации «один на плоту среди моря» — воспоминания потерпевших кораблекрушение, кто спасался один, этим просто изобилуют, причем бывают и вообще суперглюки — когда с тобой в шлюпке кто-то, знакомый или нет, и ты с ним говоришь и даже рыбу вместе ловишь, и так не сутки — недели подряд (реально зафиксировано)! Но чтобы одно и то же двоим сразу?