Северный крест

Въ самый разгаръ «фельетонистической эпохи» и – единовременно – «ариманическаго грхопаденія», въ столтіе Революціи кровяной, похоронившей на долгое время идеализмъ и съ успхомъ положившей во прахъ всё высокое, всё элитарное, я пожелалъ возродить на началахъ новыхъ журналъ символистскаго толка дореволюціоннаго образца, журналъ для немногихъ, ничего общаго не имющій со «штемпелеванной культурой»; журналъ, зачинаемый вяніями Серебрянаго вка – послдней творчески цвтущей эпохой русской словесности и подлинной интеллектуальной культуры (хотя отмчу, что наша преемственность шире); говоря иначе: нашей цлью было: создать (или: возсоздать) подлинно независимый, нетенденціозный, аполитическій, строго элитарный литературно-философскій журналъ: журналъ для немногихъ. – Альманахъ создавался немногими для немногихъ: не для современнаго читателя, но какъ діалогъ и благодарность воспитателямъ и возможнымъ будущимъ послдователямъ. – Журналъ возникъ не какъ реакція на омассовленіе и паденіе всего, относящагося къ сфер духа: онъ возникъ, потому что его создатель того желалъ: желалъ творить такъ, какъ считалъ наилучшимъ, хотя бы сіе и выглядло какъ пощечина общественному вкусу и нчто демое наперекоръ современности или нчто смшное – несообразное вку сему. – Подлинное часто возникаетъ, когда его мене всего ждутъ. – И покамстъ міръ переживаетъ становленіе и расцвтъ всего сраго и мелкаго, полагающаго себя единственно важнымъ (ибо оно крпко стоитъ на ногахъ, а ноги стоятъ земл, и само оно – земля, земное), – мы плещемъ краски, подлинныя, яркія и глубокія.

Нын добротному автору и печататься негд: либо массовое нчто, либо строго комментаторское современное, научное; нигд, почти нигд нтъ журналовъ, сущностно похожихъ на многочисленные журналы вка Серебрянаго; нигд нтъ духа [элитарнаго] творчества и дореволюціонныхъ вяній. – Археологія знанія во многомъ противопоставлена культур; древо ея (культуры), древле воздлываемое и плоды дающее потому, нын засохло; рядомъ растутъ сорняки и побги сорные: археологіи знанія; древо огорожено, оно стоитъ въ музе, подъ стекломъ. – Культура словно погибла, и гибель ея безвозвратна, какъ и всякая иная гибель; однако всё жъ мы полагаемъ: Огнь святый сталъ частію – уголькомъ, частію – тускло-горящимъ пламенемъ: огонькомъ болотнымъ; но онъ всё еще теплится; дло состоитъ въ томъ, что изъ огонька болотнаго содлать мощное и бурное пламя, багрянопылающее и ярколучистое…

Альманахъ – всецло модернистскаго толка и по преимуществу литературно-художественно-философской направленности; онъ воплощаетъ мысль не въ застывшихъ и косныхъ ея формахъ, но въ формахъ активныхъ и преобразующихъ. Традиція, по одному мткому высказыванію, есть передача огня, и культура подлинная прорастаетъ не въ каталогизаторской дятельности (врне, попросту: пустодйств) современной гуманитарной науки (скажемъ, въ пустопорожней дятельности институтовъ философіи), которая по большей части есть не что иное, какъ обреченное на забвеніе комментаторство, изначально мертвое, не въ дятельности нашихъ традиціоналистовъ, что безъ традиціи, фундаменталистовъ, что безъ фундамента, равно и не въ новодельности постмодерна, – но въ живыхъ словахъ живыхъ, творчески продолжающихъ т или иныя культурныя традиціи. – Творить, а не вторить (какъ комментаторы), быть, а не имть (въ смысл Фромма).

Считаю здсь необходимымъ привести слова одного изъ нашихъ авторовъ, моего давняго собесдника, Евг. Анучина: «Реанимация Серебряного века сама по себе сегодня выглядит как дохлая лошадь. Нужно сказать, что те люди ушли, не дописав свое, не докурив последней папиросы. Мы считаем, что их дух требует преемственности, их пепел стучит в сердца страждущих. Разрыв времен был сделан ломом (против лома нет приема). Серебряный век пряно дышит декадансом, нужны новые краски, дабы не подправить образ, а переписать его заново <…> Ушедшие поколения передают нам не только реликты культуры, но и эстафету своего огня, коим пламенели их сердца. Они ждут от нас участия в поколенном сотворчестве с ними. Нет ничего вульгарнее, как сбрасывать с корабля современности благие завоевания культуры и искусства наших предшественников <…> В этом иной путь новизны – вместо руинизации прошлого его творческая реанимация. Картина запустения возникает там, где иссякла энергия воплощения или происходит новодельное репродуцирование».

«Сверный крестъ» продолжаетъ прерванную традицію дореволюціонныхъ символистскихъ журналовъ, которымъ «Сверный крестъ» наслдуетъ.

Это произошло, потому что сіе не могло не произойти; иначе и быть не могло. Возродился онъ, яко Фениксъ огненный, и у меня есть основанія полагать, что онъ просуществуетъ доле, чмъ дореволюціонные его собратья.

Мы разсматриваемъ дореволюціонное какъ свое и родное, какъ уровень и планку, какъ вчно-современное немногимъ, а не какъ умершее и окончившееся: пусть комментаторы изслдуютъ хронологическія рамки Серебрянаго вка: онъ живъ для насъ; мы надемся, что онъ живъ и для нашего читателя.

Се есть стрла въ слпого бога, подъ пятою коего – едва ли не всё человчество; се есть стрла въ него и архонтовъ его; се есть попраніе Тли. Мы совершили эпистрофе…

Обращеніе-возвращеніе къ дореволюціонному (нын, на новомъ витк историческомъ – посл кроваваго энуреза длиною въ человческую жизнь), понимаемому не какъ реликтъ, но какъ вчно-живое, – «Отчего умирает культура? Одно можно сказать наверняка: она уже мертва, прежде чем её умерщвляют. И если её умерщвляют, то оттого лишь, что она уже мертва. Мертва же она там, где она забывает свое начало, как свое настоящее» [1] , – можно уподобить детально проработанной неоплатонической тріад: mone (пребываніе) – proodos (исхожденіе) – epistrophe (возвращеніе). Сія тріада являетъ собой нчто характерное для европейской культуры уже начиная съ Гомера: вернуться къ своему прошлому (если оно не можетъ быть узнано – нарисовать его). Эпоху Серебрянаго вка мы опредлили какъ proodos, какъ эпоху дробленія, исхожденія изъ полноты изначальнаго: proodos, вылившись въ четкія формы и напечатлнья въ видахъ и типахъ искусства Серебрянаго вка, заглохъ въ своемъ импульс, выродившись, либо сгибнувъ или застывъ. Возвращеніе, возвратный порывъ означаетъ не топтанье на мст и не стагнацію, но иной витокъ по лствиц духа: лствиц, что не иметъ конца. Иными словами, эпистрофическія тенденціи (которыя и породили философію) не только благотворнйше вліяютъ на культуру, но и созидаютъ её [2] . – Но также и читатель долженъ совершить возвращеніе – эпистрофе: изъ горнихъ сферъ палъ онъ, родившись, и долженъ возвыситься вновь: въ горнее.

Я не могу обойти молчаніемъ Ю.А.Шичалина, написавшаго замчательную книгу «Античность – Европа – История», в коей вначал разсматривается феноменъ возвращенія (эпистрофе) въ первой европейской культур, и не дать ему слово: «В одном из поздних неоплатонических текстов, в комментарии Дамаския на «Филеба» Платона дается интересная оценка мифа о Прометее: Прометей не просто осуждается в своей деятельности, направленной на разрушение идеального образца, на отход от него к становлению (proodos), но и противопоставляется Эпиметею, который является символом возвращения к изначальной целостности (epistrophe) и потому достоин предпочтения. Ясно, что Дамаския занимает не сам миф, а его символическая значимость, проявившаяся уже в именах ПРОметея и ЭПИметея, но тем показательнее этот пассаж в целом <…> В неоплатонизме была разработана триада категорий, имеющая универсальный методический смысл и применимая к любому процессу <…> В случае, когда речь идет о том, что изъято из сферы времени, эти три категории характеризуют способы бытия по отношению к более высокому началу или к себе самому: изначальное пребывание в силу своей полноты провоцирует выступление за свои пределы, исхождение в сферу большей дробности, отступление от самого себя; а затем наступает процесс возвращения к себе, к изначальной целостности, причем в ходе этого возвращения достижение исходной полноты не отменяет смысла процесса исхождения, а впервые обнаруживает этот смысл в структуре целого. Разработка этих категорий, намеченных еще у Плотина, была произведена Порфирием и воспринята и развита Проклом и Дамаскием.

<…> Каждый шаг вперед оказывается действительным только в том случае, если в нем есть момент остановки и возвращения к тому, от чего он уводит. То, что вся история духовной жизни Европы есть история возвращений, – иногда к тому, чего не было [въ исторіи; но что могло и можетъ существовать какъ идея – М.Р.], – но что – именно в обращении к нему – обретает жизнь, – заставляет нас сегодня – для утверждения в собственном бытии и ради сохранения жизни – еще раз вернуться к самим себе и вновь пройти нехожеными путями нашей собственной мысли» [3] .

Отмтимъ, что выработанная европейскою мыслью мысль объ этапахъ эволюціи того или иного вида, типа сущаго, хотя словно и иметъ въ себ нчто не могущее быть въ полной мр корректно использованнымъ во временныхъ историческихъ условіяхъ (поскольку носитъ чисто метафизическій характеръ), вполн примнима къ нашему случаю, который всецло – въ ея лон.

Мы – авторы – люди, не имющіе то или иное ученіе какъ свою границу: мы устремлены быть шире и глубже.

Мы – противъ мертвящихъ вяній какъ матеріализма всхъ сортовъ, такъ и идеализма для массъ.