Сезон тропических дождей
Шрифт:
Антонов в душе похвалил себя: сумел убедить посла пригласить на прием семью Медейрос.
— Что я вижу! Сам господин консул только что до дна публично опрокинул бокал… сока! — К нему шла жена. — Вам же не положено! Ни при каких обстоятельствах. Даже сока. Только пригублять!
Ольга на этот раз, судя по всему, не только пригубляла, и Антонов хмуро сказал:
— Ты больше не пей!
Ольга приложила два пальца к виску:
— Слушаюсь, товарищ консул! Завязала! Смотри!
На ее ладони лежал крошечный изящный флакончик.
— Что это?
— Духи. И хорошие. Мозе
Ольга говорила о Кате с восхищением, и все же в ее тоне Антонов различил тщательно скрытую иронию, которая адресовалась не Кате, а ему, Антонову: теперь, мол, ясно, такой женщиной ты не мог не увлечься, предмет твоего интереса вполне достойный. Что это, тщательно скрытая ревность или безразличие? И как реагировать на слова Ольги: резкостью или шуткой? Выручил Ермек, который торопливо шел к своему шефу.
Вид у Ермека был озабоченный. Оказывается, сейчас, в самый разгар приема, запорожцы уезжают — уже автобус стоит у ворот. Распорядился завхоз Малюта: мол, на приеме и так перебор своих, теснота, пускай ребятишки выпьют по рюмке за праздник, а догуливать едут к себе в отель.
— Ребята, понятно, огорчены, — возмущался Ермек. — Что они будут делать в праздник в своей вонючей гостинице?
Антонов представил себе плохонький окраинный отель, куда сегодня он с большим трудом устроил запорожцев: тесные, полутемные, загаженные мухами и тараканами каморки. Где там праздновать! Черт бы побрал этого Малюту! Вечно лезет не в свое дело!
— Не знаю, как быть! Не знаю! К послу обращаться сейчас бесполезно, сам видишь. А ты говорил Борщевскому? Это же его подопечные.
— Говорил! — Ермек недобро усмехнулся. — Вы же знаете эту личность: прием, мол, не его «функции».
Антонов потоптался на месте, растерянно взглянул в ту сторону, где по-прежнему в компании Эду Дамфо стоял посол.
— Брось! Не суетись! — вдруг спокойно сказала Ольга. — Давай ребят пригласим к нам.
— К нам? — Антонов взглянул на нее с недоумением. — А что они у нас будут делать?
— Праздновать! — Ольга задорно тряхнула головой. — У нас в холле можно разместить полсотни. И музыка есть. Пускай гуляют!
Удивительный все-таки человек его жена. Недавнее раздражение против Ольги исчезло без следа, уступив место восхищению: вот уж в чем Ольге не откажешь, так в широте души. А ребята из Запорожья ему понравились сразу. Как им не помочь?
— Идет! Давай пригласим! Только я не могу с ними ехать сейчас. Сама понимаешь…
— Понимаю… — В ее голосе вновь проступили недавние легкие иронические нотки. — Все понимаю, товарищ консул. С запорожцами поеду я. Будем пить вино и писать письмо турецкому султану.
Ольга была счастлива: хороший предлог вырваться о приема, который ей осточертел.
— Но тебе нужно отпроситься, — озаботился
Она подняла руку с растопыренными пальцами и прикрыла ими лицо, Словно защищалась от нудных доводов мужа:
— Посол! Посол! Посол! Это для вас он посол. Я не ваша сотрудница — просто жена. В конечном счете могла я заболеть? Вот так и скажи чрезвычайному и полномочному — плохо почувствовала себя и уехала.
Обычно приемы продолжались не больше двух часов, Этот затягивался. Как принято, гости расходились после отъезда главных фигур — членов правительства, но Эду Дамфо продолжал беседу с послом, и эта затяжка, судя по всему, некоторых устраивала.
Устраивала она и Антонова, потому что он еще не успел выполнить одну из своих сегодняшних задач: выяснить у габонского консула, почему до сих пор нет разрешения на визу для корреспондента ТАСС Рыбакова, что это: умышленное нежелание пустить в Либревиль советского корреспондента или обычная африканская неповоротливость?
Наконец-то у него дошли руки и до габонского консула. Он отыскал толстого бородатого Рыбакова, затем флегматичного, всегда печально задумчивого габонца, свел обоих, попросил проплывавший мимо кокошник подкрепить эту встречу стопками «Столичной», дал начальный толчок разговору, а теперь объясняйтесь сами, так сказать, на короткой рюмочной основе, может быть, подобным простейшим способом решится наконец проблема затянувшейся визы.
Пока он этим занимался, уехали комиссары, и сразу же стали прощаться гости, утомленные жарой, разговорами, выпитым вином и тяжким липким пленом своих парадных одеяний. Совершенно внезапно исчез Камов, Антонов обошел сад, заглянул во все его уголки, прочесал поредевшие группки наиболее стойких гостей — Кати и Литовцева тоже нигде не было. Встретился Мозе — лицо его, как всегда, выражало довольство и сытость, а глаза, как всегда, были на неустанной службе:
— Кого-нибудь ищете, дорогой коллега?
— Жену! — соврал Антонов.
— Я видел, как мадам Антонова уехала вместе с вашими артистами на автобусе.
«Все-то он видит!» — подумал Антонов. Через несколько шагов он столкнулся лицом к лицу с Борщевским. Тот тут же предупредительно улыбнулся:
— Ищете супругу? Я видел, как она…
— Знаю!
— А! — Борщевский радостно закивал головой. — Догадываюсь! Ищете свою знакомую? Ту, которая… Так она тоже уехала. Минут пятнадцать тому. Вместе с каким-то седым господином. Я сам видел…
Этот тоже все видит! Уехала. Антонов вдруг почувствовал внезапную пустоту, словно потерял опору для своего настроения, которое в последние недели все чаще искало поддержку именно в сознании того, что где-то недалеко существует Катя. Милый, славный человек. Теперь он ее не увидит много дней.
Гости разъехались. Последними, как всегда, отбыли болгары, их, как всегда, долго не отпускали, снова и снова чокаясь «за дружбу» и «братство». Демушкин и Рябинкин отправились в порт — поздравлять экипаж «Арктики» с праздником, посол с Анной Ивановной ушли на виллу переодеваться, чтобы, как положено, побыть за праздничным столом с коллективом посольства.