Сезон тропических дождей
Шрифт:
— Кто распорядился задержать этих людей?
— Никто. Мы сами… — неуверенно сообщил один из охранников, озадаченный решительным тоном сержанта. — Белые ведь… Вот и задержали.
— Остолопы! — рявкнул Окобе, передразнил: — «Белые ведь…» Разные бывают белые. Пора уже понимать. Это государственный дом, и люди, которые в нем живут, нашей стране пользу приносят.
И энергично, как дирижер оркестра, вскинул над головой повелевающую руку:
— Освободить всех! И немедленно!
И, обращаясь к мгновенно оживившейся толпе
— Идите, товарищи, спокойно по своим квартирам! Вас больше не тронут.
Когда они возвращались в посольство, на одной из улиц из придорожных кустов по их машине сделали несколько выстрелов. Кто стрелял, разобрать было невозможно, но Окобе и не собирался разбираться — просто ответно дал очередь из автомата по кустам. Он выполнял свой долг: охранять тех, кого ему поручили.
— А ведь там могли быть и свои, — пробормотал Ермек.
Когда они подъехали к зданию посольства и осмотрели машину, то обнаружили три дырки от пуль, причем одна была под самой крышей кабины — вошла вблизи заднего стекла и, пронзив потолочную обшивку, видимо, застряла в корпусе.
— Чуток бы ниже — и в затылок, — спокойно определил Ермек. — Вот это да!
Две физиономии, Ермека и Окобе, сияли, как два ясных солнышка, сейчас и Ермек переживал свой звездный час. Он, Ермек Мусабаев, был в бою! Но, входя с Антоновым в приемную посольства, мгновенно придал лицу обычное невозмутимое выражение, лениво спросил коменданта:
— Ну как вы тут?
— Ничего! — улыбнулся Битов. — Пока живы. А как вы погуляли?
— Тоже ничего… — небрежно обронил Мусабаев. — Правда, пальнули в нас, но промахнулись, на самую малость…
И медленно пересек вестибюль с легкой развалочкой.
Антонов про себя усмехнулся: теперь у Ермека будет рассказов на всю жизнь.
По вестибюлю нервно расхаживал по-прежнему обряженный в свою аэрофлотскую форму Кротов. Но форменная рубашка его и брюки были мятыми, в пыли, а на одном погоне не хватало пуговицы. Кротов временами бросал напряженный взгляд на стоящий на столе Битова телефон, и было ясно, что ждет он важного звонка.
— Я видел Сураджу, — сказал Антонов. — Он сообщил мне, что вас били. И здорово?
Кротов мрачно усмехнулся, с досадой махнул рукой:
— Приложили маленько… Да разве в этом дело?
— А в чем?
Аэрофлотчик не ответил, снова бросил взгляд на телефон, потом на настенные часы и вдруг решительно направился к двери, ведущей в глубь здания.
Битов, проводив его взглядом, усмехнулся:
— Тоже рвется в бой! Только вряд ли посол его сейчас отпустит. Да еще в форме. Опять побьют.
— А куда он собрался?
— На аэродром. Недавно оттуда звонил какой-то асибиец, из служащих Кротова, обещал еще раз позвонить, но предварительно сообщил, что налетчики убрались, однако напоследок зажигательными
Антонов ужаснулся:
— Там маски Аревшатяна!
В кабинете посла по-прежнему толпились люди, народу оказалось еще больше, чем раньше, — чуть ли не половина посольства. Все были оживленны. Только что передали правительственное сообщение: неся потери, налетчики с боем поспешно отступили к аэродрому, им удалось улететь на своих самолетах. Взбунтовавшаяся рота подавлена, главари арестованы. Потерпели провал отдельные небольшие выступления контрреволюции в разных районах города. Положение в столице нормализуется.
Еще недавно болезненно бледное лицо посла покрылось легким румянцем. С трудом опершись на подлокотники кресла, он поднялся во весь рост, оглядел собравшихся в кабинете сотрудников вспыхнувшими живым светом глазами:
— Ну что вы скажете? Они не прошли все-таки! А?
Лучи фар выхватили из темноты фигуру женщины, идущей по дороге, и Антонов тотчас ее узнал: старенькое цветастое платье, туго обтянувшее полное тело, странно массивная от взлохмаченных кудряшек голова, короткие, тяжелые, давно растоптанные дальней ходьбой ноги…
Диана шла по дороге одна и даже не среагировала на свет фар и шум мотора. Плавно тормозя, Антонов подъехал к ней на малой скорости и окликнул. Глаза ее были стеклянными и глядели на Антонова, не видя его.
— Садитесь!
Она не шелохнулась.
— Диана, что с вами? Садитесь же!
Она молча обошла машину, он открыл ей навстречу дверцу изнутри. Диана плюхнулась рядом с ним на сиденье и словно закаменела, безучастно глядя на дорогу.
Антонов снова разогнал машину. Удивленный ее долгим молчанием, поинтересовался:
— Что так поздно?
Она не ответила, будто и не слышала вопроса.
В этот час улицы, ведущие к району Акеда, в котором жил Антонов, обычно пусты. Но сейчас частенько попадались группы вооруженных граждан. Антонов ждал, что дружинники его остановят, но, должно быть, острота обстановки в городе уже пошла на убыль.
— Откуда вы шли? — Антонов попытался растормошить свою спутницу, озадаченный необычным для нее молчанием. — С телеграфа?
Диана вдруг повернула к нему лицо и глухо произнесла:
— Они убили его…
— Кого? — не понял Антонов.
— Асибе!
Он нажал на тормоз.
— Как убили! Кто убил? Где?
Ее вдруг обесцвеченный голос, казалось, звучал в плохой магнитофонной записи — заторможенно, хрипло, однотонно.
— …Он услышал по радио призыв президента… И сказал соседям: я пойду! Взял кинжал, который вы ему подарили, и пошел. А вечером, когда я вернулась, приехал на велосипеде Зараб и сказал, что Асибе тяжело ранен, отправлен в больницу. Я побежала в больницу…