Сезон тропических дождей

Почивалов Леонид Викторович

Лицо парня, взобравшегося на ящик, было грозным, а жест руки, обращенной к «Арктике», обличающим.

— Что он кричит? — спросил Рябинкин мосье Кулу.

У того забегали глаза:

— Да так… всякий вздор.

— А конкретнее? — поднажал Антонов.

— Ну… что их обманули, что никакую рыбу разгружать не будут, что повезут ее в Россию…

Рябинкин округлил глаза:

— Так ведь они могут сейчас устроить здесь заваруху!

— Могут! — подтвердил Антонов.

— Что же нам делать? — Советник с надеждой взглянул на Антонова, словно в этой ситуации именно за Антоновым было решающее слово. — А если нападут?

Капитан легонько коснулся округлого плеча Рябинкина…

— Не волнуйтесь! Если нападут, примем

нужные меры.

На территорию порта одна за другой въехало несколько легковых машин, остановились поодаль от толпы, у пакгаузов. «Наверное, журналисты, — подумал Антонов. — И скорее всего западные». В Дагосе в последние месяцы постоянно находятся несколько представителей западных информационных агентств и органов печати: ждут не дождутся «решающих» событий. Может быть, сейчас здесь, на пирсе, у борта «Арктики», события и станут решающими?

Со стороны ворот показалась красная малолитражка, она на малой скорости проехала по причалу и остановилась в стороне от других машин, у самого забора. Антонову машина показалась знакомой. Кажется, это «рено». Где он его видел? И совсем недавно…

— Можно воспользоваться вашим биноклем? — спросил он капитана.

— Разумеется! Возьмите в рубке на лодке.

Мощные линзы морского бинокля ощупали машину за машиной. В двух сидели европейцы — по двое в каждой. Они прятались в глубине кабин, лиц не было видно — только белокожие руки. В трех других находились африканцы, наверняка из прессы, потому что в руках одного из них сверкнула никелем фотокамера. Вот дверца одной из машин открылась, вынырнул асибиец, оглянулся, оценивая обстановку, и деловито направился в толпу. На боку на ремне висел репортерский магнитофон. Длинные залысины на лобастой голове, вываливающийся из-под рубахи живот. Знакомая личность! Мосье Арма, внештатный репортер Ассошиэйтед Пресс. Этот грязный тип учуял, что запахло жареным.

Из красного «рено» вышел человек в желтом спортивном комбинезоне, в кепке и больших темных очках. Антонов всполошился: Катя! Сделала все, чтобы ее нельзя было узнать, но он узнал сразу. Господи, зачем приехала? И почему на чужой машине? Кажется, этот красный «рено» он видел на автостоянке в университете. Значит, одолжила у Матильды. Вот уж ни к чему этот приезд! Новая забота. Теперь волнуйся и за нее, ведь здесь дело может дойти и до стрельбы…

Причал гудел, толпа росла. На ящик залез новый оратор, и жесты его, адресованные «Арктике», были еще более решительными и непримиримыми, черная дыра рта гремела, как горн.

Вдруг где-то у кормы судна звякнуло разбитое стекло. Осколки посыпались на асфальт причала. Гул толпы на мгновение стих, но тут же стал гуще вдвойне.

— Началось! — спокойно констатировал капитан и бросил стоявшему рядом с ними вахтенному помощнику: — Назначенных по местам!

Антонов снова поднял бинокль и взглянул на красную легковушку. Желтый комбинезончик Кати по-прежнему маячил у забора. С ума сошла! Прямо хоть беги и прогоняй!

Сейчас африканец может показать себя во всей своей сущности. Толпа всегда опасна, а африканская тем более. Африканец по натуре добродушен, но вспыльчив, в гневе почти неуправляем, готов на крайности. И особенно опасен, когда он — частица ослепленной негодованием или жаждой мести толпы. Приезжим из Союза на беседе в консульстве Антонов советовал: не вступайте с местным жителем в конфликт, особенно на людях, даже если он не прав, не повышайте голоса, в самый критический момент постарайтесь улыбнуться, и вы добьетесь большего. Недавно один из наших командированных отправился с фотоаппаратом на дагосский базар. Снимать здесь людей, особенно женщин, следует всегда с оглядкой, не очень-то любят оставлять белому на намять свои физиономии. А этот командированный вздумал сфотографировать встретившуюся на дороге черную красавицу, которая оказалась беременной. Та подняла истошный крик. Оказывается, у здешних женщин есть

поверье: если кто-то сфотографирует беременную, то ребенок родится мертвым. Со всех сторон бросились к незадачливому любителю экзотики разъяренные женщины. Но тот нашелся. Стал улыбаться, кричать по-русски: «Бабоньки, милые, так я же от души! Нравится она мне, нравится!» — И у всех на глазах расцеловал беременную красотку как сестру. Все расхохотались, конфликт мгновенно был улажен…

Неожиданно Антонов увидел в стороне от толпы худощавую фигуру Армана Беко, шкипера из рыбацкой деревушки. Словно привлеченный внимательным взглядом Антонова, Беко обратил лицо в сторону «Арктики». Антонов поднял руку в легком сдержанном приветствии, но на лице Беко не дрогнул ни один мускул. Шкипер опустил голову и стал смотреть в другую сторону. Понятно! Теперь Беко убежден, что русский обманул рыбаков своими посулами.

Внизу у борта вдруг началась возня. Трое солдат дубасили прикладами автоматов молодого парня — должно быть, он и разбил стекло камнем где-то на корме «Арктики». Парень извивался на асфальте, защищаясь от ударов руками и ногами, губа у него была разбита и кровоточила. На помощь к избиваемому бросились его товарищи, пытались вызволить, кто-то замахнулся на одного из солдат. Тот мгновенно вскинул автомат и дал предупредительную очередь в воздух. Толпа шарахнулась в сторону. Началось!

— Надо что-то предпринимать! — решительно сказал Камов. — Иначе кровь будет.

Антонов взглянул на стоящего рядом мосье Кулу, тот ответил ему ускользающим взглядом затравленного животного.

Значит, надо действовать самому. Сейчас он спустится с трапа и на глазах у всех пойдет к своей машине, которая стоит на пирсе рядом с судном. Пока уехать еще можно, через четверть часа будет поздно. Он помчится в посольство, чтобы поднять там тревогу, пускай связываются с МИДом, с канцелярией президента. Нельзя допустить, чтобы приход советского судна с дарственной рыбой был встречен кровавым побоищем.

Внизу у трапа опять блеснули отполированные залысины Арма. Он совал под нос невозмутимому вахтенному аккредитационную пресс-карту и громко требовал, чтобы его немедленно пустили на борт «Арктики» взять интервью. Матрос взглянул вверх, отыскивая у борта капитана.

— Не пускайте! — посоветовал Антонов стоящему рядом капитану.

Капитан кивнул и крикнул вниз дежурному:

— Не пускать!

Антонов снова направил бинокль в сторону пакгаузов, где стоял красный «рено». Автомобиль находился на том же месте, но Кати рядом с ним не было. Ему с трудом удалось разглядеть через окошко кабины желтое пятнышко ее комбинезона. Догадалась хотя бы не торчать на глазах у толпы! На крыше одной из машин стоял человек и, приладив на треноге камеру, целил длинным стволом объектива в очередного оратора на ящике.

Оратор, худющий парень в белой панаме, не говорил, а вопил благим матом, при этом дергал угловатыми плечами, вихлял тощими бедрами, словно пританцовывал под грохот тамтама.

— Эг… у… у… у! — несся над толпой его вопль.

И толпа отвечала ему долгим и гулким, как слоновий зов, криком:

— Эг… у… у… у!!!

Рядом с Антоновым прислонился к перилам борта капитан.

— Что-то вроде боевого клича! — заметил он.

Антонов кивнул:

— Так оно и есть. На местном языке это призыв к действию. Сейчас будет финал.

Он бросил быстрый взгляд на красный «рено» и рванулся к трапу.

Рыхлый вопль толпы рассек пронзительно острый, как нож, вой сирены. От портовых ворот прямо к «Арктике» мчались на большой скорости два зеленых «джипа». Взвизгнув тормозами, они картинно замерли перед самыми людьми. Из первого «джипа» вышел рослый человек в лихо сдвинутом набок берете и в пятнистом комбинезоне парашютиста. Антонов сразу узнал его — такие усы были только у комиссара экономики Яо Сураджу.

Лицо мосье Кулу озарилось счастьем.