Сфагнум
Шрифт:
— Как рабочы мамент? — не согласился Петриков. — Жизнь чэлавека — для нас самая глауная цэннасьць. Задача гасударства — абеспечыць непрыкаснавеннасьць жызни и здароуя сваих граждан, так?
Выхухолев расслабился, так как понял, что его вызвали скорей на профилактическую беседу, нежели на конкретный разговор о вскрывшихся фактах.
— Ты садись, Выхухалеу, — предложил Степаненя. Выхухолев примостился у края стола и обобщил:
— У нас за прошлый год в районе 12 убийств. Так что рабочий момент. В данном случае силами РОВД был обеспечен выход на преступника по горячим следам. Подозреваемые задержаны. Даны признательные показания. Дело уже практически готово к передаче в суд. Картина преступления восстановлена по секундам. Рабочий момент.
— Эта ты маладзец, што па гарачым следам, — похвалил Выхухолева Петриков.
— А что, из Минска звонили, может? Или из Гомеля? — решил милиционер прощупать причины вызова.
— Есьли б па тваей рабоце з Минска пазванили, Выхухалеу, ты бы не у нас абъяснения давал. А у кампецентных органах, — заверил его Петриков.
— Майор, ты зачэм газету закрыу? — строго спросил председатель районного совета депутатов.
— Почему закрыл? — на душе у Выхухолева потеплело. Он понял, что вызвали его из-за Петровича, а Петрович серьезных проблем причинить не мог. — Я проверял алиби у подозреваемого. Потому что у нас перед законом все равны. Будь ты милиционер, журналист, доярка или конюх. В процессе следственных действий подозреваемый повел себя неадекватно. Размахивал руками, ругался матом. Пришлось всю технику изъять для проверки. И потом, что он все пишет?
— Не, ну панятна, — предупредительно согласился Петриков, — он и нам ужо вот тут сидит, — он ткнул в горло.
— Но людзи привыкли: кажнае утро прыходзит газета, — объяснил Степаненя. — А у ей праграма перадач на дзень. А кагда газеты нет, где сматрэць праграму перэдач? Выхухолев виновато пожал плечами.
— Ну што, панимаеш, што сдзелау? Милиционер виновато кивнул.
— Ва сколька серыал «Сваты» сегодня? А? Выхухолев не знал.
— Жонка уже трэци дзень с шасьци вечыра возьле телевизара вынуждена сидзець, штобы ничыво важнага не прапусьциць, — осуждающе сказал Степаненя.
— Виноват, товарищи. Будем исправлять ситуацию. Может, даже досрочно отпустим, если надо, — пообещал Выхухолев.
— А как у цэлам ситуацыя с прэступнасьцю? — скучая поинтересовался Петриков.
— Ведем профилактику. Работаем в школах. Введена лекция о вреде табакокурения и алкогольной зависимости в лесотехническом техникуме. Ведется патрулирование прилегающих к винно-водочным магазинам районов с целью предотвращения преступлений, совершаемых в состоянии алкогольного опьянения. Начаты концерты коллективов художественной самодеятельности в сельских клубах в деревнях, чтобы люди не только, значицца, пили, но имели культурную программу. Планируем ограничить продажу алкоголя после двадцати двух. В июле у нас будет месячник сдачи незарегистрированного оружия. Кто отдаст государству незарегистрированные двустволки, тому за это ничего не будет. Введен учет потенциально социально опасных элементов.
— Ты, Выхухалеу, падпаукоуникам стаць рэшыл? — внезапно пожурил его Петриков.
— Откуда вы узнали? — улыбнулся Выхухолев.
— Харакцирысцику на цибя запрасили. С верха, — покачал головой Петриков. — И мы вот с Сименам сидим и не знаем, как на цибя харакцирысцику писаць, если ты у падпаукоуники пашол и да сих пор не праставиуся.
— Проставлюсь, как звание получу! — шуточно отдал честь Выхухолев. — Еще ведь не присвоено!
Петриков посмотрел на него с улыбкой:
— Выхухалеу, Выхухалеу. Жук ты жуком, а без цибя раён пагибнет. Цыны цибе нет. Усе на цибе дзержицца. Ордзен цибе нада даць, а не звание падпаукоуника. Выпьеш с нами?
— Вообще-то нельзя, я ведь при исполнении, — Выхухолев зажмурился, втянул голову в плечи и махнул рукой, — но с такими людьми да в таком кабинете, да за одним столом когда еще буду!
Петриков открыл глобус и достал бутылку Famous Grouse.
— Ты пець умееш? — дальновидно спросил у Выхухолева Степаненя, осознав, что встреча может затянуться.
— Еще как! У меня бабка в районном театре Жизель танцевала! — с гордостью сказал Выхухолев, понимая, что наступает, возможно, самый главный момент в его карьере.
Глава 15
— Дала, — подтвердил Серый.
Он развернул на столе украшенный трехцветными пауками льняной рушник, внутри которого притаился пирог с капустой:
— Во. Угощайтесь, пацаны.
На дворе было позднее утро, Хомяк и Шульга не ужинали вечером накануне. Поэтому, отталкивая друг друга локтями, они накинулись на пирог, ломая мякоть руками, кроша плетеный кантик, выгребая начинку горстями.
— Сегодня с утра спекла. В дорогу.
— Ну и как она? — требовал подробностей Хомяк.
— Нормально, — задумчиво пожал плечами Серый. Он не был настроен делиться подробностями.
— Не, ну ты расскажи пацанам, че ты? — хихикнул Хомяк, который жаждал убийственных подробностей ночи, проведенной Серым с взволновавшей Хомяка женщиной. Эти подробности нужны были ему как обезболивающее, помогающее скорей забыть ту вспышку сердечности, которая мелькнула в нем вчера, когда он созерцал ее красоту.
— Дала, — повторил Серый и набрал полный рот пирога, чтобы не говорить больше ничего.
— Сейчас сядем, прикинем, что делать, — Шульга лодочкой держал ладонь у рта, чтобы не просыпать крошки на пол. — Сейчас, доедим только. Вкусно, сука!
Хлопнула входная дверь, и в сенях послышалось тяжелое дыхание старой женщины.
— А вот и баба Люба. Вы, может, нам молочка принесли? — приветливо крикнул в сени Шульга.
Баба Люба действительно несла в руках алюминиевый жбан с кисляком — закисшим в тепле жирным деревенским молоком.
— Наце, паешце, — предложила она. — Тольки ж не пихайцеся галовами у жбан, як свиньни! — прикрикнула она. Ложку вазьмице! Ты чыво с русалкай пахомавай связауся? — строго спросила она у Серого.
— Она не русалка, — защитил он девушку. — Она порядочная. Только несчастная в личной жизни.
— Ты з ей коузауся? — спросила баба Люба. Серый фыркнул, взял ложку и принялся за кисляк.
— Ковзался он с ней, — ответил за Серого Хомяк, — еще как ковзался. Всю ночь. Она, видите, аж пирога завернула, так он с ней удачно ковзался. Так ей понравилось. А, Серый? Понравилось? Но он нам, корешам, не говорит, что да как.
— Как сябе чувствуеш? — внимательно посмотрела на Серого баба Люба.