Сфера: Один в поле воин
Шрифт:
Ризольда никогда не простит ей нанесенного оскорбления, а значит просить прощения, пресмыкаться и умолять теперь придется ей самой. Как же не хотелось этого делать, особенно после устроенного представления. Всю ночь Луиза не могла уснуть. Ей особенно сильно мешали лягушки и визжащие над ухом комары. Она знала, что будет выглядеть очень жалко, если попросит Ризольду исцелить её точно также, как та исцелила Ральфа. «А если она откажется меня помочь или вообще не придет? Если она вчера покинула Кинвал и уже на полпути в соседнюю провинцию, где её под крыло с радостью примет Граф Орвул?» — мучила себя догадками Луиза.
Глаз она так и не сомкнула и прибыла в отделение гильдии авантюристов так рано, как только смогла, по пути заехав в гостиницу, где Ризольда остановилась. Отбивавший поклоны
Застав Ральфа и Ризольду у входа в отделение, она вздохнула с облегчением, но тут же напряглась. Ей не хотелось окончательно потерять лицо, хотелось сохранить хоть крупицу гордости и достоинства, даже понимая, на что придется пойти, ради того, чтобы расположить недавно оскорбленную девушку к себе.
Пока Луиза покидала карету, выверенным движением, опустившись с помощью слуг на свои протезы, ей это почти удалось, но одного столкновения с наглым взглядом Ризольды хватило, чтобы выбить её из колеи. Луизе казалось, что она опять разучилась ходить на протезах. Ноги словно не слушались, ремни скользили, носки сапог постоянно предательски цеплялись то за пол, то за ребро ступеньки и ей приходилось отчаянно балансировать при каждом шаге, хватаясь руками за воздух и с усилием налегая правой рукой на перилла. Вместо легких и уверенных шагов, выходили рваные рывки и громкое цоканье, словно она специально старалась создать, как можно больше шума.
Добравшись по лестнице в свой кабинет, Луиза окончательно раскисла и выбилась из сил. Ей чудилось, что Ризольда тихонько посмеивается над ней из-за спины и до хромав до своего кресла за большим письменным столом, она перестала притворяться, что ей совсем не больно и, упершись в подлокотники кресла руками, тяжело ворочаясь на месте, плюхнулась, наконец, на сиденье ягодицами. Подняв усталый взгляд, она была готова увидеть на лице девушки надменную ухмылку.
* * *
Я не сразу заметил, что в движениях главы отделения нет вчерашней легкости. Я больше думал о том, что меня ждет, чем о том, почему Луизе фон Райль так тяжело даются ступеньки. Она двигалась вверх довольно медленно, постоянно занося ногу значительно выше, чем это требовалось, чтобы просто плавно коснуться ступеньки стопой и опускала ногу с размаху, с лишним топотом.
Постепенно, я стал догадываться, что у неё есть серьезные проблемы с ногами. Это стало особо заметно, когда она опускалась в своё кресло. Точно так же, как это делают безногие инвалиды, способные опираться лишь на руки. Рассевшись, Лиза подняла глаза и опять уперла в меня свой взгляд, и в нем уже не было и намека, на высокомерие и превосходство, только какая-то обреченность и усталость. Под глазами виднелись, отсутствовавшие вчера тёмные пятна. Женщина удивленно вскинула брови, прочитав моё озадаченное выражение лица, и выпрямила спину, добавляя своему внешнему виду немного больше презентабельности.
Перед столом, за которым она расположилась, стояло два стула.
— Ризольда фон Райль, прошу, не стойте у двери, присядьте, — таким же вежливым тоном предложила она, — указав на стул передо мной.
Я не стал отказываться от предложения и резво плюхнулся задом на стул, по привычке закинув ногу на ногу и схватившись руками за лодыжку выше ботинка. В ответ на расширившиеся глаза главы отделения, я поспешно скинул задранную ногу на пол и принял более подобающую для девушки позу, сжав колени и сложив поверх ладони. «Ё моё, я же без труселей хожу! Небось, засветил только что, кое-что неприличное», — подумал я. Блин, так непривычно, что надо каждое своё действие контролировать. Тем более, я же не абы кто, а бывшая послушница храма, а эти особы — сосредоточение нравственности и непорочности, живой пример для подражания для граждан всего королевства. Виолетта мне это дважды повторила — они не бегают сломя голову по улицам, не прыгают, не дерутся с эльфами,
После легкого стука, из-за приоткрытой двери кабинета раздался голос администратора.
— Ваша милость, вы не желаете виноградного сока или может быть цветочной настойки с медом?
— Нет, Ральф, оставь нас. Хотя нет, стой, достань из сейфа большой кошель серебряных монет.
Сейф стоял за спиной женщины, но вместо того, чтобы самой подняться на ноги и сделать пару шагов, она позвала в комнату слугу и передала ему лежавший в ящике стола ключ. Я заметил, как она задержала полный зависти взгляд на левой руке Ральфа, которой он принял ключ. Я окончательно утвердился в мысли, что Луиза сама страдает от такой же проблемы, что и её подчиненный, только её увечье коснулось ног и его не так легко увидеть под длинным платьем. Если я прав, то всё становилось предельно понятно. Сейчас она предложит мне пять монет за услуги «чуда исцеления» и когда получит своё, сдаст меня служителям Культа, за оказание услуг вне стен храма. Для этого и разыгрывает саму вежливость и доброту. Да только я на это не поведусь. Насчет Ральфа я, конечно, сглупил, просто не мог смотреть на вытекающую из щеки кровь. Но там я хоть не взял денег, а тут будет полный состав преступления. Лечение плюс деньги и нагрубившая и испортившая ценное имущество выскочка, с молчаливого согласия храмовников, окажется в пыточной этой коварной женщины. «Не, не, не. С ней мне лучше не связываться. Хромает, ножка болит — не мои проблемы. Иди вон в Храм, тут недалеко, пусть тебе там и помогают, а я не буду так глупо подставляться», — подумал я, наблюдая за тем, как Ральф достал из сейфа небольшой мешочек, закрыл сейф и положил деньги и ключ на стол перед госпожой.
— Прошу прощения, Ваша милость, но госпожа Ризольда выказала перед вашим появлением желание выпить виноградного сока. Могу я принести его для неё, если вы сами ничего не желаете?
— Что же ты сразу не сказал! Тогда, конечно, принеси, — тут же согласилась Луиза, и я заметил по мелким деталям в поведении, что она почему-то нервничает.
«А не опоить ли они меня решили?» — опять призадумался я. Эту неожиданную доброту и щедрость разыгрывают для того, чтобы убаюкать мою бдительность и отвести подозрения. Если подумать, Ральф сам предложил мне сок, едва мы встретились, а так как я пришел раньше, они не успели подготовиться и сейчас направляют подготовленный сценарий в нужное им русло. И действительно, зачем меня сдавать храмовникам, если можно заковать где-нибудь в подземелье и заставлять лечить кого прикажут, моря меня голодом и устраивая пытки. Блин, что-то мне одна чернуха в голову лезет. Не могу о людях нормально думать. Надо успокоиться, но лучше ничего тут не пить и, конечно же, не вестись на провокации «подлечить». Я постарался сделать максимально непроницаемое лицо, чтобы нельзя было прочитать, что я им совсем не доверяю.
Я почти неосознанно сложил на груди руки и старался смотреть на происходящее так, как будто оно меня не касается. Я само спокойствие и безмятежность. О-о-м!
Так мы с главой отделения и просидели несколько минут, переглядываясь полными напускного безразличия взглядами, пока Ральф не принес на подносе бокал обещанного сока. «Точно хотят опоить!» — решил я для себя. Раз до этого момента никакого разговора не получилось, то это был лишь предлог.
— Ральф, будь любезен, смажь, пожалуйста, входные замки маслом. Они стали заедать и плохо открываются в последнее время, — сказала женщина, не отводя от меня взгляда.
— Как прикажите, Ваша милость, — слегка ошарашенный непривычно вежливым обращением, отрапортовал слуга и поспешил выполнять распоряжение, плотно прикрыв за собой дверь.
Глава отделения проводила его взглядом, дождалась, когда звуки его шагов стихнут на лестнице, и лишь убедившись, что её голос совершенно точно нельзя будет услышать извне, нервно облизала пересохшие губы и тихо произнесла:
— Ризольда, я вчера накричала на вас. Это было неподобающее моему статусу и положению поведение. Скажу лишь в свое оправдание, что была очень расстроена, что ценный для меня предмет, подарок дорого мне человека, был безвозвратно уничтожен.