Сфинкс

Лирнер Тобша

Я вошел внутрь и сразу почувствовал облегчение от дневной жары. Высокий сводчатый потолок играл мозаикой разноцветного света. Я приблизился к главному алтарю, и мои шаги отдавались в гулкой тишине храма. Подметавший мраморный пол человек заговорил со мной по-итальянски и предложил себя в качестве гида. Когда я спросил об отце Карлотто, он исчез в боковой двери. А я воспользовался возможностью обойти храм — вспомнил, как он выглядел во время похорон, каким нереальным казался алтарь с его золоченым деревом и сияющими витражными стеклами.

Я остановился

перед витражом, изображавшим изможденного Христа со впившимся в лоб терновым венцом. Он протягивал руку к старику, передавая ему ключи. Именно этот старик приковал мое внимание. Я вгляделся в его седую голову, во вдохновенно-доброжелательное лицо. Знал его с детства — святой Петр, страж райских врат. Но меня удивила птица, парившая над его левым плечом. Я сразу ее узнал — ястреб-перепелятник. Затем всплыли в памяти слова Зои: на концерте ей показалось, что над моим левым плечом кружит птица. Рука невольно потянулась к левому уху — ничего. А чего я ожидал? Привидений?

— Спаситель дает ключи святому Петру. Красиво, правда?

Я быстро обернулся и увидел невысокого загорелого мужчину. Если бы не сутана, я мог принять его за страхового агента.

— Каков символический смысл в изображенной здесь птице? — спросил я.

— Ястреб-перепелятник — символ святого Петра. Разумеется, ранние христиане заимствовали образы из окружающей их культуры, поэтому и копты взяли кое-что из древнеегипетской символики. Ястреб-перепелятник был важным образом. Вы интересуетесь такими вопросами, мистер Уарнок?

— Вы узнали меня по похоронам?

— С трудом. С такой бородой я чуть было не принял вас за одного из коптских братьев. — Он пожал мне руку, и его ладонь показалась мне на удивление холодной. — Чем могу служить?

Я оглянулся, желая убедиться, что нас не подслушивают. Храм казался пустым, но я не собирался рисковать.

— Хотел спросить вас о теле жены.

— Scusi? [31] — Священник с беспокойством посмотрел на меня — видимо, решил, что ослышался.

31

Простите? (ит.)

— Франческа сказала мне, что по ее просьбе ваши люди забрали тело Изабеллы из кареты «скорой помощи» до того, как его направили в городской морг.

— Франческа?

— Мадам Брамбилла, бабушка моей жены. Вы ее должны знать. Ваша церковь много десятилетий была приходом их семьи.

— Здесь, должно быть, какая-то ошибка.

— Мадам Брамбилла сама мне сказала.

Отец Карлотто отвел меня в маленький боковой придел, где находилась чья-то семейная усыпальница, и тихо проговорил:

— Месье Уарнок, семья Брамбилла была много лет назад отлучена от церкви.

— Отлучена от церкви? — Я не мог скрыть потрясение.

— В тысяча девятьсот сорок шестом году. Я сверялся с записями, когда мадам Брамбилла попросила отслужить в нашей церкви заупокойную мессу по вашей

жене. У меня состоялся довольно неприятный разговор с епископом, но в итоге мы решили, что грехи отца, а в данном случае деда, не имеют отношения к внучке. Упокой Господь ее душу.

— Но как насчет Паоло Брамбиллы? Он умер в пятьдесят шестом году. Разве он похоронен не вашей церковью?

— Он похоронен — это правда. Но не нашей церковью.

Я отвернулся, не желая, чтобы он заметил, насколько я удивлен. Взгляд упал на витраж, изображающий святого Себастьяна с дюжиной стрел в теле и с искаженным страданием лицом.

— Почему их отлучили от церкви?

— Это частное дело между церковью и семьей.

Я вынул бумажник.

— Я являюсь членом семьи и от ее имени хотел бы сделать пожертвование — скажем, сто долларов. Я заметил, что вы начали ремонт крыши.

Отец Карлотто поджал губы. Наконец, словно смирившись, вскинул руки.

— Вы правы, и такое щедрое пожертвование в высшей степени уместно. Но, мистер Уанрок, вы не должны давать взятку с намерением выпытать тайны церковных записей.

Я взял оставленный на скамье молитвенник и засунул между страницами две купюры по пятьдесят долларов.

— Пожалуйста, святой отец, ради моей жены. У меня есть веская причина думать, что ее душа не обрела покоя.

Я вложил в его руки молитвенник. Священник пристально смотрел на меня, словно решая, можно ли мне доверять. Но наконец взял книгу.

— Я нисколько не сомневаюсь, что ее душа не обрела покоя. Смерть вашей жены — большая трагедия, и скорее всего трагедия, которой можно было избежать. Что же до отлучения от церкви, то ее дед обзавелся неудачной компанией — взбалмошные люди увлеклись всякого рода языческими ритуалами. На мой взгляд, занятие довольно безобидное — фанатичных историков просто занесло. И это неудивительно, в нашей стране много всяких отголосков. Они проникают в голову и путают все на свете. Мой предшественник готов был закрыть глаза, но возмутился кто-то из паствы. А когда пришел Насер, началась охота на ведьм, и никто не мог чувствовать себя в безопасности.

— А что приключилось с телом моей жены?

— Понятия не имею. Могу сказать определенно: мы его ниоткуда не забирали. Я видел только гроб. Если хотите, покажу вам книгу записей.

— Нет необходимости. Еще один вопрос, святой отец: рыба — это ведь христианский символ?

Отец Карлотто улыбнулся и наконец успокоился.

— Рыба символизирует учеников Христа. Некоторые из них, как вам известно, были рыбаками. В первые столетия нашей эры изображение рыбы использовалось в качестве тайного знака ранними христианами, хранившими веру, несмотря на враждебность Римской империи. Традиция держалась веками — в этой части света христианам всегда приходилось трудно. Даже сегодня молодые копты в Александрии имеют тайные татуировки, которые свидетельствуют об их вере. Изображение рыбы находят на гробницах в катакомбах Ком-эль-Шугафы — месте, которое, как считают некоторые из моих прихожан, посещают привидения.