Шаги в глубину
Шрифт:
Я огляделась. Кругом булькала неторопливая активность припортового кабака: наниматели, рекруты прямиком из училищ и трущоб, шлюхи оттуда же. На фоне такой роскоши и вынужденного ожидания моя деятельная натура страдала. Причем ерундой.
— Донни, давай целоваться.
— Не, д-давай лучше сразу номер снимем.
Я приподняла бровь, смакуя неожиданную наглость. «Ай да… Обормот». Тем временем Дональд высунулся из-за экрана, и я заметила, как у него во взгляде проскользнул значок «отмотать»: мой увлекшийся капитан сначала сработал языком, а потом уже мозгами, и теперь вспоминал,
— Э…
— Попытаешься сказать, что не то имел в виду, — дам в нос.
Дональд кивнул, вдруг погрустнел, раздумав смущаться, и я поняла, что веселая перепалка отменяется. И даже определила причину — хотя что там определять, на лице у него все написано.
— Давай-давай, — приободрила я. — Вали и это на свою дырявую память. Мол, нашло что-то такое, сам не знаю.
Дональд потер лоб, старательно отводя взгляд.
— Н-ну, я…
— Видишь ли, друг мой, — сказала я, откидываясь назад и поигрывая бокалом. Что мне нравилось в этом дрянном местечке, так это обивка кресел и совершенно волшебные их наполнители. Как в ванной лежишь. — Мальчики иногда хотят девочек, от памяти это не зависит ровно никак. Более того, вероятность прорыва таких подавленных желаний тоже ни от чего не зависит…
— Алекса, т-тебе не идет, — сказал опомнившийся Дональд.
— Что не идет? Выделываться?
— Ага.
— Учту.
«Черт»,— подумала я. Хочу его отбить — не на разик ночью, а именно что отбить. Хотя, если разобраться, как увести парня у возлюбленной, которая может полувзмахом развалить экранированный БТР? Попахивает суицидом. С другой стороны, отношения-то у них вынужденно платонические, потому что криоожог от поцелуя в щечку — это весьма и весьма.
«Запутано все».
— Ну, тогда продолжаем ждать твоего поставщика, — подвела итог я. — Еще по ландри?
— Н-наверное.
— Вот ведь скотина, — сказала я, помахав обленившимся официантам, — ты его хоть монетой накажи, что ли. А то у нас там корабль на ненадежных элементах остался.
— Он н-не скотина, он сцинтианин. А на «Телесфоре» есть Рея.
Это да, конечно, подумала я. Но налицо и кое-что еще: после открытия разных секретов фрегата Дональд словно бы стал меньше им дорожить. Как будто хотел, чтобы это чудо техники потерялось благодаря икающей докторше и загадочному красноглазику. Пожалуй, он и впрямь воспринимал теперь свой корабль только как место, где осталась последняя из Лиминалей.
— Ну что ж, раз у нас все в порядке, раз у нас вагон времени, не о чем и беспокоиться…
Я подняла бокал. Сквозь розовую дымчатую жидкость мир выглядел простым и понятным. Впереди работа, парень мне нравится, у нас будет куча денег. Ах, если бы на этих чудных пунктах можно было поставить точку.
— За нас, — вдруг сказал Дональд и закрыл наконец микрокомпьютер.
— За нас? — удивилась я.
— Ага. П-пусть все получится.
Это был самый глупый и наивный тост, который я слышала. И удивительно ли, что он мне понравился?
* * *
Паракаис был терраформированной планетой, и как следствие, — планетой загаженной, с кучей климатических сбоев. Уникальной экосферой пожертвовали без колебаний, потому что на расстоянии пяти астрономических единиц начиналась туманность Шрайка и был нужен плацдарм для ее промышленного освоения. Атмосферные башни где разобрали, где приспособили под жилые или производственные нужды, и они стояли — покосившиеся, огромные, изъеденные, — напоминая о том, что мир только начали по-настоящему осваивать, а он уже загажен по самые зелено-замызганные облака.
— Что за глупая затея — услать грузовик и плестись пешком.
— Н-ну, я бы хотел слегка п-проветриться.
— Боишься уронить репутацию?
— Н-не особо. Но воздухом подышать стоит.
— Чем-чем?
Санзона космопорта выглядела даже хуже, чем все остальное. Что, впрочем, неудивительно: вокзалы, станции, порты всегда имеют такое вот обручальное кольцо грязи, нищеты и безразличия. Мы плелись по широкой улице, под останками старой монорельсовой дороги. Основной цвет — зеленый ржавый, основной запах — гниющий металл, и, вдыхая эту пакость, я невольно радовалась, что на Паракаисе убили всю биосферу, кроме надцати вирусов.
По крайней мере, разлагаться здесь нечему.
Я осторожно дышала, осторожно шла и размышляла: мне впервые был симпатичен выпивший парень, куда симпатичнее даже, чем тот же парень в трезвом виде. Мы с ним протрепались на страшно умные темы — как и всегда под выпивку. Потом прибежал сцинтианин и нарвался на угощение. Потом мы выпили еще и выбили пять процентов скидки.
— Почему т-ты никогда не носишь б-брони на планетах?
Страшно хотелось ответить ниже пояса, как-нибудь в духе: «А тебе так не нравится»? — но это было не слишком спортивно и даже грубовато.
— Ношу. На всех не-терраподобных мирах.
— Н-ну да, — хмыкнул Дональд. — Ты же п-поняла, что я имею в виду?
Обормот шел свободно, почти не покачиваясь: руки в карманах, взгляд мечтательный.
— Поняла. Ты на Паракаисе тоже не стал. Почему?
— Г-глупо. Здесь если захотят убить — убьют.
— Вот именно. Только у меня везде — Паракаис.
Я шла, и тепло приятно скреблось в груди: похоже мыслим. Оно ведь как? Человек в броне выглядит однозначно — настороженным, готовым ко всему, недоверчивым. И глупым, потому что на каждую толстую броню найдется свой калибр и своя длина волны. А вот девушка в стильной одежке да плюс массивный разгрузочный пояс, да плюс баронианский ударный пистолет на бедре… Может, у меня в разгрузке пульсары активного противодействия, а может, нет. Может, блестящая курточка — это не просто блестящая курточка, а может, я просто выпендрежница. Босякам я надаю без брони, да и без оружия тоже надаю, а вот профессиональный грабитель тридцать раз подумает, прежде чем напасть. И думать он будет не о том, как пробить панцирь «Толстый ЩитМк. 2», а на тему «стоит ли вообще трогать такую непонятную миловидную девушку».
Санитарная зона скрипела, здесь ежесекундно что-то готовилось упасть и догнить окончательно, и даже монорельс над головой приятно щекотал нервы. Местное светило пряталось за тучами — всегда оно там пряталось с тех пор, как люди перекроили все по-своему. Лицо у Дональда было зеленоватым, на всем лежал серо-зеленый блик, а мне впервые нравилось на планете. На такой планете.
«Это потому, что у тебя никогда не было свиданий и парни не провожали тебя домой».
Я улыбалась своим мыслям, а потом нас окликнули.