Шаги в глубину
Шрифт:
«Мне конец».
Изнанка, сука, ты догнала меня — ну почему именно сейчас? Почему тебе понадобились мои мозги сейчас, когда я только-только захотела чего-то для себя? Не ради и не во имя, а — для себя? Да, я убила дредноут, я все смогла, все, как и раньше, все сама, но силуэт на фоне туманности, но голос там, где я должна быть один на один с космосом, чужой голос!
Дверь рубки рванула в сторону, пропуская всю ораву, и пришлось спешно ущипнуть себя за ухо, потому что мне в глаз уже направили фонарик, прямо перед лицом что-то беззвучно
Верните его, ну что вам стоит, а?
Я чувствовала укол в предплечье, я поворачивала голову — медленно, как в воде, как в чертовом геле. Карпцова что-то говорит в сторону, Дюпон трется в углу — ничего не понимающий, настороженный, а Дональд протягивает руку к моему лицу, и что он говорит — не понять.
Вата в ушах и во рту, гель вокруг — я по макушку увязла в химии, которой здесь быть не может.
Рея? Все лица разошлись в стороны, когда передо мной остался только алый взгляд, только тихий шепот прямо в мозгах.
«Соберись».
Что?
Лиминаль протянула руки, и ледяные пальцы коснулись моих ушей. Когда темнота в глазах начала рассеиваться, я поняла, что стою посреди рубки, опираясь на ложемент, меня поддерживают за плечо, а в горле саднит от вопля. А ушей я почти не чувствую.
— Алекса, кто я? Быстро, быстро, отвечай!
— Ты тупая икающая сука, руки убери!
Хватка на плече исчезла, и тот же голос сказал куда-то в сторону:
— В сознании.
— В-выйдите все.
А, капитан. Да, пожалуй, всех лучше вон, потому что это с тобой я теперь как-то связана.
Я наконец выпрямилась и нащупала уши: те были на месте, но очень холодные и словно бы слегка опухшие. Mein Gott, обморожение, это же надо. Дональд смотрел на обзорные экраны, где медленно перестраивалась сцинтианская эскадра — хорошая ударная группа, мощная и растерянная, потому что ее лидер сейчас по частям крутился вокруг «Телесфора».
— Как ты это сделала?
— Я не знаю.
Дональд обернулся, а я могла разве что облокотиться на консоли. Да, капитан, все так. Нравится ответ? Нет? Принимай меня на свою сторону. Не знаю как, но делаю. Мозгов нет, но я самое лучшее оружие. Знаешь, я тебя понимаю теперь и ни капли не жалею, что пошла в поход за пятью годами памяти.
А еще — извини. Я подхватила корабль, который накануне показал тебе очередную красивую фигу. Ты же понимаешь, обормот, что я никогда не скажу этого вслух? Все ты понимаешь, Донни.
— Что д-дальше?
— Выходим из стелса и прыгаем.
— Н-на прицеле у эскадры?
— А варианты?
Он пожал плечами и пошел к двери. Обойдя ложемент с другой стороны.
— Стоять. Куда?
Дональд замер, но смотреть в мою сторону не стал. Наверное, если бы я впрямь нацелилась отомстить ему за «Тиморифор», это была бы кульминация: красивая, напряженная, с добиванием каблуком по горлу.
— Т-ты лучший пилот, действуй.
Ну, вот и все. Вот мы и нашли предел космическому терпению, да, обормот? Теперь надо просто дождаться, пока он выйдет прочь, и с этого мгновения главная здесь буду я. Не главный боевик, не главный торговец и стратег. Просто — главная. Вместо папы приходит мама.
«Мама…»
Я сцепила зубы.
«Черт, мама».
— Дональд, ложись и выводи нас отсюда.
Он смотрел на меня почти от входа, и во взгляде была неожиданная для него обида. «Не нужна мне твоя подачка», — было у него в глазах. «Не глупи», — было у него в глазах. «Это же твоя мечта».
Все так, Донни. Вот только…
На экранах снова замерцала каша сигналов — в восьмидесяти мегаметрах от сцинтианской эскадры.
— Дональд, быстрее. Я потом все объясню.
«Если смогу»,— добавила я про себя. С подкреплением нападающие рискнут прочесать местность куда лучше, чем сейчас. И им плевать на маленькие драмы в рубке.
— П-погоди…
Обормот кинулся к приборам, и я увидела, что на экраны сыплется информация об опознанных маркерах — маркерах флота Мономифа. Я подошла поближе как раз в тот момент, когда корабли прыснули в стороны, а уже в следующую секунду вакуум тяжело плеснул, выпуская из изнанки флагман.
— Дональд… Включаем форсаж и быстро-быстро валим отсюда.
— Ч-что?
— Это «Голод».
Когда война с баронианцами за рукав Ориона казалась неизбежной, Империя соорудила четыре ударные эскадры. Из нафталина спешно достали исторические аналогии, и за неимением лучшего пропаганда распиарила затертые имена: «Война», «Голод», «Мор», «Смерть». Одноименные дредноуты, возглавлявшие группировки, превосходили в классе все, что способно было уходить в изнанку, они могли ремонтировать свой эскорт, высаживать планетарный десант, столетиями рыскать по окраинам космоса, сжирая в реакторах планетоиды.
Их силуэты и метки до сорокового знака знал каждый курсант, и если хоть один из четырех «Всадников» покидал Альфу Гидры, это означало одно: война.
Дредноут ощетинился вспышками маневровых двигателей, его группировка растягивалась в «трилистник», а я не могла понять, что здесь не так. Время? Нет, они прибыли не слишком быстро — в конце концов, Империя не зря кормит разведку, так что лоханки еще и опоздали поди.
Я стояла, чувствуя своим плечом напряженное плечо Дональда, и рылась в оглушенной памяти, а когда откопала то, что искала, — удивилась. Корпоративная география никогда не была моей любимой темой.
Вот оно. Туманность Шрайка просто не было смысла защищать: когда Империя выкачала редкоземельные элементы и ценные газовые смеси, корпорации Паракаиса внаглую принялись торговать с кем ни попадя. Слить неугодные корпы, растянуть силы противника и перещелкать их потом стелс-бомбардировщиками — вот краткое содержание выгодной тактики Империи. Хорошая война должна быть победоносной во всех смыслах.
Да, умный войд-коммандер может много заработать на бирже перед локальным конфликтом.
— Т-там становится жарко. Ты т-точно хочешь, чтобы я…