Шах королеве. Пастушка королевского двора
Шрифт:
– Но что вы сделали?
– Я вынул свечу из фонаря и воткнул ее в сено. Через несколько минут весь чердак будет в огне. Счастливые любовники кинутся за платьем, бросятся к парому, но не найдут ни того, ни другого. Раздетые, испуганные, они будут бегать по островку, пока стража не заметит пожара и не примчится на Лебединый остров. При свете пожара негде будет укрыться изменнице и ее возлюбленному. В самом позорном, в самом смешном виде застанет ее челядь. И когда ее перевезут в таком виде на берег, когда она под шутки и смешки придворных вернется в замок, ей останется времени ровно столько, чтобы накинуть что-либо и затем бежать без оглядки прочь от французского двора!
– Ренэ, вы гениальны! – воскликнула Беата, у которой сразу отлегло от сердца.
Того, чего она боялась, не случилось: любовникам ничто не грозило от руки Ренэ. Но случилось нечто такое, на что она не могла даже рассчитывать в такой степени: соперница была посрамлена и уничтожена, Ренэ был свободен!
– Я бесконечно обязан вам, Беата, – через некоторое время снова заговорил Ренэ. – Я не умею выразить вам свою благодарность, да и не словами благодарят за такую большую услугу. Вы не только спасли честь беспорочного имени герцогов д'Арков, но и избавили меня от большой ошибки, которая все равно оказалась бы роковой для меня, чем бы ни была девица де ла Тур. Я смотрю теперь в свое сердце и ничего не вижу там, кроме оскорбленного самолюбия и радости избавления от опасности. Но любви там нет. Я никогда не любил этой особы. А вы, мой маленький, светлый ангел… Ах, Беата, Беата, почему вы были так неосторожны в выборе своих предков? – Беата хотела ответить шуткой на шутку, как вдруг Ренэ схватил девушку за руку в крикнул, простирая руку вдаль: – Смотрите! смотрите!
На горизонте явственно обозначилась красная полоска, а затем в лесной просеке вспыхнули языки багрового пламени. Рубиновым казался теперь купол Лебединой беседки.
Но вот послышались крики, шум голосов, звук тревожного рожка.
– Пойдем домой, мы сделали свое дело! – сказал Ренэ, увлекая за собой Беату.
Через час все в замке уже знали, что пожар застиг раздетую де ла Тур с раздетым пажом Филибертом, что это не удалось скрыть от королевы и что фрейлине предложено вместе с пажом в ту же ночь покинуть Фонтенебло.
XV
Пробило двенадцать часов, и в будуаре Луизы де Лавальер сквозь полуотворенную дверь блеснула полоска слабого света, Если бы в комнате был кто-нибудь, то мог бы расслышать осторожные шаги, подкрадывавшиеся к двери. Но в будуаре не было никого. Да и кому быть в такой поздний час? Правда, еще час тому назад замок был взволнован известием о пожаре Лебединой беседки и о пикантном положении, в котором очутилась неприступная Христина де ла Тур. Еще час тому назад группы придворных оживленно обсуждали вопрос, кто мог сыграть такую злую шутку с фрейлиной королевы. Но крыша беседки сгорела в каких-нибудь полчаса, и этим пожар ограничился. Так как девицу де ла Тур большинство недолюбливали, то никто не стал особенно тщательно доискиваться виновника злого фарса; к тому же Ренэ д'Арк, как незаметно вернулся с охоты в Фонтенебло, так же незаметно скрылся обратно, а он был единственным, на кого могли подумать. Так как ни для огня, ни для злых языков пищи больше, чем на полчаса, не хватило, то, поохав и похихикав над случившимся, все разошлись по комнатам, чтобы вновь предаться прерванному сну.
Таким образом, бледная девушка, прокрадывавшаяся со свечой в руках в будуар Луизы де Лавальер, по-видимому, не рисковала застать там кого бы то ни было. И действительно, когда свет свечи блеснул на пороге и в зеркале туалетного стола отразилось измученное, испуганное лицо Полины д'Артиньи, страдальческие глаза последней, тревожно обведя комнату, не нашли в будуаре ничего подозрительного.
Разбитой, усталой походкой Полина подошла к круглому столику, поставила на него свечу и небольшую фарфоровую баночку, которую она держала в другой руке, сама же, усевшись в кресло, опустила голову на руки и глубоко о чем-то задумалась.
Весь вид Полины д'Артиньи говорил о глубоком страдании и серьезной душевной муке. Красивая, обычно веселая, шаловливая девушка теперь была просто страшна со своим иссиня-бледным лицом, большими черными кругами под страдальчески расширенными глазами и мертвенной механичностью движений автомата. Да, недешево давалось Полине право на жизнь!
Просидев в своей безнадежной позе несколько минут, девушка вздрогнула, провела рукой по исхудалому лицу, нервно одернула шаль, накинутую на обнаженные в ночном туалете плечи, и прошептала с тоской:
– Не, могу, не могу! Боже, что мне делать?
Она страдальчески заломила руки и снова воскликнула:
– Но я должна! У меня нет другого выхода. Боже, прости мне этот невольный грех!.. Ты видишь, я не могу иначе.
Полина встала, взяла принесенную с собой баночку и направилась к туалетному столу. Но энергия тут же оставила ее.
– Я должна… должна! – пролепетала она, подбадривая себя. Наконец, после явной борьбы с собой, она поставила на туалетный стол принесенную с собой коробочку и взяла оттуда совершенно такую же по внешнему виду.
Однако дело, по-видимому, не было сделано, потому что Полина никак не могла решиться отойти от стола. Она несколько раз порывисто тянулась к поставленной ею баночке, отнимала руку и снова тянулась. Наконец она схватилась за голову и кинулась к двери.
И все же за порог комнаты Полина так и не перешагнула! Покачнувшись она бессильно прислонилась к дверному косяку, опять в течение нескольких минут была погружена в какие-то безнадежные думы и затем пробормотала:
– Нет, не могу… Это я не смею взять на свою душу… Пусть будет, что будет…
Решение как будто успокоило девушку, ее бледное лицо слегка порозовело, взор утратил свою напряженность. Твердо и решительно вернулась она к туалету, поставила захваченную оттуда баночку и протянула руку за принесенной ею, но вдруг отчаянно вскрикнула и в смертельном испуге отскочила в сторону: из-за занавески у туалетного столика высунулась чья-то рука и овладела баночкой, а затем откуда показалась женская фигура, и звонкий голос Беатрисы Перигор спокойно, словно ничего не случилось, произнес:
– Я была уверена, что в конце концов вы этого все-таки не сделаете!
Полина хотела бежать, но ее ноги словно приросли к полу.
В следующую секунду Беатриса уже оказалась у двери, заслоняя собой единственный выход из комнаты, и продолжала:
– Итак, доброе начало все же восторжествовало в последнюю минуту в вашей душе! Очень рада, что не ошиблась в вас. Но все-таки… Ай-ай-ай! Как же вы могли решиться на это? Ну представьте себе, что я ровно ничего не знала бы, не подстерегала бы вас здесь, а вас кто-нибудь спугнул бы? Ведь тогда баночка так и осталась бы на столе, и за доброту и ласку Луизы де Лавальер вы отплатили бы ей… Впрочем, вы, кажется, даже не знаете, на какое злое дело вас послали?