Шаль
Шрифт:
Мы приехали со стариком поздно ночью к Степанкову домой, чтобы поменьше было свидетелей. Мимо консьержа прошли очень легко — позвонили, заказали пиццу в какую-то квартиру. Когда ее привезли, мы забрали ее у разносчика прямо на улице и вошли в подъезд уже с пиццей, показали консьержу наряд с адресом, он даже звонить в квартиру, уточнять не стал. А потом его, видимо, сменили, потому что он так и не стал выяснять, где это мы застряли…
У Степанкова, как мне говорили мои люди, не было дня, чтобы он не ночевал дома.
Но когда мы зашли внутрь, в квартире его не оказалось, хотя свет горел, мы видели с улицы.
Дядя вскрыл дверь, ведущую в холл… О-о, он умел и это… Правда, дверь в квартиру ему не поддалась… Мы решили подождать его в холле, раз уж пробрались.
Но так случилось, что мы поссорились. Я взял нож и зарезал его. Не хотел убивать, но он вывел меня из себя…
Дверь в холл я захлопнул, потом дождался утра и вышел вместе с какими-то жильцами. Я спрашивал у них что-то во время прохода мимо консьержа, и он подумал, что я их гость, или что-то в этом духе. Страшно представить, сколько совершается преступлений благодаря таким вот охранникам и консьержам! Им на все наплевать…
Я стал следить за этим Степанковым сразу, как только увидел его на дне рождения Лизки… Он-то меня не заметил, зато я заметил его… Он мне мешал, хотел отнять мою жену. Я не собирался позволять ему этого…
План у нас был такой: зайти под предлогом разговора. Дядя должен был его убить так, чтобы это походило на заказное убийство и все решили, что это из-за бизнеса… Думаю, у него в жизни был подобный опыт, в этом я доверял ему… Он многое умел, даже удивительно… Только нас постигла неудача…
Я только там понял, как сильно я его ненавидел всю жизнь… А он начал говорить, что он все помнит, что он любит меня…
Когда он умер, мне сразу стало легче…
Мама, ты знала, что мой дядя был садистом и педофилом? Хотя в последнее время он больше любил смотреть пассивно, фильмы собирал, по клубам ходил…
Той ночью он предложил мне снова… Я не смог сдержаться, не знаю, что на меня нашло. Я ударил его…
Зоя Павловна как-то странно смотрела на сына и часто-часто дышала, казалось, она сейчас упадет в обморок.
— Не падай, мама, в обморок, не поможет. А чего ты удивляешься, неужели не знала? Не ври, — вдруг тоненько завизжал Арсений, — ты должна была знать…
Раздался выстрел. Арсений опрокинулся вместе со стулом. Он попытался подняться, посмотрел на черненькую дырочку на левой стороне груди, улыбнулся, руки у него подломились, он опрокинулся навзничь, успев произнести:
— Ну вот, все и кончилось…
Глаза его остались открытыми. Он смотрел на мать.
А она с удивлением смотрела на оружие в своей руке, вертела его по-всякому, не понимая, видимо, что же произошло. Раздался еще один выстрел. Зоя Павловна отлетела к стене и стала медленно сползать на пол.
— Как больно… Как больно ему было, — только и сказала она.
В дверном проеме показался Степанков.
— Мила… Зоя Павловна… О, черт!
За ним толпились люди: милиция, охранники, Михаил.
— Стоять всем на месте, — скомандовал Степанков, сбросил пальто и накрыл им Милу, — доктора!
— Доктора… доктора… — пронеслось по прихожей.
— Погодите, погодите, — забормотал Степанков, — одну минуточку…
Он почему-то попытался разжать пальцы Зои Павловны на спусковом крючке, словно это могло повернуть все вспять. И тут раздался третий выстрел. Степанков дернулся, поднял удивленное лицо.
— Вот это да! — изумленно сказал он и упал.
Швейцария, апрель 2009-го
Жив, жив остался наш герой! И его возлюбленная жива. И девочка Лиза. А иначе кому поднимать из руин N-ский комбинат? Кто родит ему сыновей — продолжателей рода Степанковых? И кто-то же должен удивлять мир волшебной музыкой, рожденной из занудных гамм…
Спустя несколько месяцев после описываемых событий, в горах Швейцарии, в частной клинике, где лечат за большие деньги все — от прыща на носу до раковых опухолей, — в приемной знаменитого доктора сидел Степанков. Он похудел, побледнел и все же был на ногах, его ранение оказалось не очень тяжелым. Хуже было у Милы. Ей делали операцию за операцией, по косточкам, по хрящичкам собирали запястья рук. Повреждения оказались серьезными, дело едва не кончилось ампутацией. Но все обошлось. А Лизоньке назавтра обещали снять повязку. Врачи уверены, что зрение у нее будет хорошее. Как ни странно, именно нервное потрясение мобилизовало ресурсы организма, сделало сложную операцию эффективной.
— Вы хотели со мной встретиться, господин Степанков? — доктор стремительно проследовал через приемную в кабинет, кивком головы приглашая Володю за собой. Говорил он на чистейшем русском.
От такой неожиданности Степанков потерял дар речи, запутался в заготовленных заранее немецких и французских словах благодарности. Доктор весело улыбнулся:
— Да русский я, русский. От братков и вымогателей, которые в служебных креслах сидят, сбежал… Излагаю быстро и коротко: жену еще долго собирать будем, но восстановим полностью, даже на пианино играть будет. Дочь почти наверняка будет видеть нормально (кстати, девочка очень похожа на вас), но нужны будут кое-какие процедуры, упражнения… Все. Какие еще вопросы?
— Можно, я Лизу к себе в номер возьму?
— Можно. Это же здесь, только на другом этаже? Хорошо, там и снимем повязку. Прошу прощения, я должен идти к другому пациенту…
— Завтра утром снимут повязку, и ты будешь видеть, как все.
— Без очков?
— Без очков.
— А это что? Знаю, знаю… Это Зохина шаль…
— Нет, это шаль другой твоей бабушки. Это моя мама. Ее уже давно нет. А Зохина шаль тоже здесь. Они совершенно одинаковые. Пощупай.
— Одинаковые…
— Одну я накину тебе на плечи, другую себе. Мы откроем дверь на балкон и будем дышать свежим воздухом.
— А мама где?
— У мамы тоже все в порядке. Завтра последняя операция.
— А где мы теперь будем жить?
— Есть на земле один прекрасный город. Мне теперь он кажется самым прекрасным, хотя раньше я так не считал… Возможно, ты решишь иначе, но в любом случае я хочу, чтобы ты его увидела. Там жил я в детстве. Старые развалившиеся пустые дома снесли, территорию выровняли, на этом участке теперь строят новый дом, даже несколько домов. Знаешь, такой большой, из красного кирпича, с причудливыми решетками, беседками и детской площадкой. А еще там будет настоящий пруд.