Шаль
Шрифт:
— Пруд! — Лиза восторженно захлопала в ладоши. — Я так люблю купаться! Но мама мне редко разрешает…
— Думаю, теперь она будет разрешать тебе многое. Ведь ты выздоровела. Ты будешь ходить в школу, вдобавок наймем тебе учителей.
— И буду играть на пианино? — недовольно пробурчала Лиза.
— Ну, это уж как ты сама решишь. Неволить тебя никто не будет.
— А вы можете сесть рядом и взять меня за руку?
— Конечно. Тебе тепло?
— Мне хорошо, мне тепло… А вам?
— И мне. У нас же одинаковые
— А что за окном?
— Горы. Красивые горы. Ты их завтра увидишь. Хочешь, я тебе спою?
— Как маленькой? Колыбельную? Конечно, хочу. Мне мама когда-то давно пела… И я засыпала, укутавшись в бабушкину шаль.
Спи-тко, Лизонька, Спи-тко, милашенько, Лю-лю! Лю-лю! Спи-тко, робенок дорогой, Ненаглядный, золотой…— Ишь хитрый… Это для мальчика колыбельная. Мы в музыкальной школе пели… Сами уснете, а я потом майся до утра… Давайте лучше я спою.
— Ну, пой… — согласился он.
— Вот эта песня для девочек:
Сон да дремота По качульку брела, По качульку брела, К дочке в люльку забрела… Лелюшки, люли, Прилетали гули. Стали гули ворковать, У меня дочка — засыпать.«Господи, когда же и у нас будет так, чтоб можно было жить спокойно, работать… Когда мы научимся быть счастливыми?»
Спи-ко, дочка моя, Прикачаю я тебя. Байки-качи, Под подушку — калачи, В ручках — прянички, В ножках — яблочки…«Надо начинать все со своего дома. Сейчас его строят в N-ске. Не дом, целый поселок. Не домик окнами в сад, а много домиков окнами в сад…»
Уставшая от впечатлений и новостей Лиза уже давно тихонько посапывала во сне, а Степанков все сидел у ее кровати и смотрел вдаль.
Его мысли были полны и светлой печали, и тихой умиротворенной радости. Как же так вышло, что судьбы таких разных людей связались в запутанный узел?
В дверь тихо постучали. Вошла горничная с запиской в руке. Увидела девочку в кровати, а мужчину в кресле, посмотрела на открытую балконную дверь, осуждающе покачала головой. Положила записку на журнальный столик. Прошла на цыпочках,
Володе снится сон, как живут они всей семьей в N-ске, в восстановленном родительском доме. Вокруг такие же красивые дома, утопающие в цветущих садах. Из открытых окон дома слышатся звуки рояля: приехала на каникулы Лиза. Она учится в консерватории и уже приглашена в турне по странам Азии. Почему Азии? Непонятно, но во сне все бывает. Во дворе бегают двойняшки — мальчик и девочка — в белых костюмчиках, Мила со своими родителями варит на летней печке малиновое варенье. Или клубничное? На соседнем участке стоит раздумчиво у мольберта Мишка. Его жена Лариса, ладно уж, пусть будет, у калитки разговаривает с делегацией рабочих комбината, которые просят ее баллотироваться на должность главы администрации N-ска. Потом рабочие придут к нему, Владимиру Ивановичу Степанкову, и скажут, что пришла очередь поднимать из руин и другие города. А без него, Степанкова, делать это некому. Нет, Степанков все-таки неисправим, даже во сне!
Лизе снится сон, что она наконец-то разучилась играть на этой каторге — рояле, вышла замуж за толстого мальчишку Петьку Лукина, а потом бросила его страдать, одинокого и влюбленного, а сама сбежала с английским принцем на Гавайи. Там нарожала кучу принцессиков и поет им русские колыбельные песенки…
Миле снился дом в Муроме, отец с матерью. Они вырастили огромный баклажан. Баклажан уже больше самого огромного дирижабля, в нем разместился необъятный концертный зал, где зрители — семечки, а они с Лизонькой, обе почему-то одного возраста, в белых платьицах играют для международного жюри собачий вальс…
Снятся свои сны, которые мы из-за дальности расстояния не можем рассмотреть как следует, и художнику Михаилу, и его жене Ларисе, и серьезным охранникам бизнесмена Владимира Ивановича Степанкова, и мэру города N-ска, и заместителю бизнесмена Владимира Ивановича Степанкова, и… Редко можно встретить человека, которому бы не снились какие-то сны.
Не будут теперь они сниться только Арсению Овсянникову и его маме Зое Павловне. Давно не снятся деду с бабушкой, родителям Степанкова, всем его предкам, многих из которых он не знал и знать не будет. Теперь они превращаются, а иные уже превратились, в своих могилах в землю. Пройдет много-много лет, многого не станет в этом мире. А Земля, пожалуй, останется. Если мы не постараемся ее уничтожить…