Шаль
Шрифт:
Он читал стихи, закрыв глаза.
— Это твои? — спросила она.
Он молчал.
— Это твои стихи, не молчи, ведь правда? — Она улыбнулась. — Боже мой, так ты и стихи пишешь…
Они помолчали.
— Ты уже читал эти стихи кому-нибудь… из женщин? — спросила Мила после минутной тишины.
— Эти стихи для тебя. Одной. Ты первая и единственная женщина, которая их услышала.
— Мне никто и никогда…
Утром встали, едва забрезжил рассвет, выпили по стакану крепкого чая, заваренного какой-то пахучей травой.
На вокзале их встретил Юра, развез по домам. Сначала Милу. Потом Степанкова.
— Отключаю телефон и — спать. Завтра, как обычно, — к подъезду.
— Есть, шеф.
Его разбудил звонок мобильного телефона. Пару часов назад он устроился на диване перед телевизором и моментально заснул. На экранчике дисплея высветились слова: «Сергей, адвокат». Степанков вскочил, тряхнул головой, прогоняя сон, и нажал кнопку «принять вызов».
— Да, привет, Сережа. Слушаю тебя. Узнал что-нибудь? Кто этот мужчина?
— Ну, новости не особенно радостные. Странная ситуация. Этого товарища, которого нашли у тебя в холле, так и не опознали. Одет он был в довольно дорогую одежду, как ты помнишь, явно не бомж. В карманах совсем ничего не было, как будто обчистили его, понимаешь? Удар ножом был один, прямо в сердце, он умер сразу же. Били с близкого расстояния, так что он, видимо, добровольно подпустил убийцу к себе, скорее всего это его знакомый.
Единственное, что у него нашли за подкладкой, так это довольно необычную заклепку. Я попросил у следователя одолжить ее по старой дружбе, он оказался моим бывшим сокурсником. Мои люди ее исследовали, оказалось, что эта заклепка от, ты не поверишь, особой плетки, их делают на заказ.
— Особой плетки? Ты выяснил, где их продают?
— Обижаешь, конечно, выяснил. Так вот, оказывается, их распространяют в Москве только в некоем закрытом клубе, это клуб… эээ… садомазо. Мы съездили туда, и по нашему описанию администратор узнал этого человека. Не сразу, конечно, раскололся, у них там конфиденциальность, так что пришлось поднажать, денег пообещать. По его рассказам, этот человек бывал там довольно часто. Имени он его не знает, но сообщил телефон клубного водителя, который часто отвозил того домой. Нужен адрес? Записывай, — он продиктовал адрес одного из переулков вокруг Патриарших прудов. — И еще… Иногда с ним вместе бывал некий молодой мужчина, и тогда они уезжали в Ясенево. Вот адрес… Наша помощь нужна будет?
— Нет, сам справлюсь. Спасибо большущее за все, Сережа.
Степанков, не прощаясь, нажал кнопку отбоя и застыл в оцепенении, не в силах поверить, осознать…
Дом, указанный в адресе Ясенево, был именно тот, где жила Мила…
«Вот так. Опять ничего не сказала. Ничего, сейчас отосплюсь, соберу завтра Лизоньку в школу и поеду к нему прямо на работу. Попрошу выйти в кафе напротив и все расскажу. Ключи от его квартиры будут со мной. Если что-то не так… Если не поймет… Вот — ключи на стол. И все. А Арсений пусть делает, что хочет. Неужели матери все скажет? Нет, конечно… А что, если уехать? Взять и уехать…»
Всю дорогу домой Мила терзалась этими мыслями.
А вот и дом.
Дверь в квартиру была приоткрыта. Мила замерла. Тревожное предчувствие кольнуло сердце. Она осторожно надавила на дверь, та распахнулась.
Посреди комнаты на стуле сидела Зоха. Она подняла заплаканные… нет, уже высохшие, воспаленные от слез глаза на Милу.
— А, это ты… Звоню, звоню тебе… Он забрал ее к себе. Девочка плакала. Не знаю… Требует тебя. А я звоню, звоню…
Мила рванула из сумки мобильник. Так и есть, разряжен…
Набрала номер Арсения по городскому телефону. Не успела сказать и слова, как услышала:
— Приходи. Я видел, как ты приехала. Мы тебя ждем…
— Верни ребенка…
— Да, пожалуйста! Иди и бери. Мне некогда ее водить туда-сюда. А одну отпускать боюсь, мало ли что там бывает на темных лестницах, в грязных лифтах… Наша с тобой девочка такая беззащитная… Приходи и забирай… — Он бросил трубку.
Больше ни мобильный, ни квартирный телефоны не отвечали. Зоха с тревогой смотрела на Милу. Та понимала, что Арсений замыслил что-то недоброе. Позвонить Володе? Нет, это невозможно…
— Мама, — она так впервые назвала свекровь, — мама, я не знаю, чего он хочет… Я боюсь за девочку… Да и за себя тоже…
— Ну, что ты… что ты… Разве отец может причинить зло своему ребенку?
— Ладно-ладно… Я потом вам все расскажу…
— Что расскажешь? — Зоя Павловна как будто очнулась.
— Потом, мама, потом… Я пошла за Лизой. Если меня не будет долго… Ну, час, минут сорок, вызывайте милицию…
— Милицию?! Нет-нет… Мы сами… Я приду…
— Мама! Милицию… Или нет, вот номера телефонов Володи Степанкова… Пусть он немедленно приезжает. Скажите ему все. Пусть решает.
— Что значит «все»? Что именно я должна сказать ему? Что Лиза у отца? Что ты пошла к мужу? Господи, ну почему же все это свалилось на мою голову? За что?
— Я прошу вас, мама… Вы ничего не знаете… Сейчас некогда и не время. Я потом вам все расскажу… Сделайте так, как я говорю. — Мила выбежала из квартиры.
— Чего я не знаю? Я все знаю о своем сыне… Зачем посторонних людей вмешивать? Он хороший мальчик. Ну, так все нескладно получилось, что ж… Надо мириться, надо жить… Чего вам не хватает?
Зоя Павловна бесцельно ходила по квартире, бормоча и переставляя стулья, перекладывая с места на место Лизонькины игрушки. Потом вышла на балкон и застыла, не отрывая глаз от подъезда, где была квартира Арсения. Милы не было видно.
Наверное, она уже вошла.
Дверь в квартиру Арсения оказалась открыта. «Прямо фамильная черта», — не к месту мелькнула ироничная мысль. Мила шагнула в прихожую…
Очнулась она оттого, что кто-то заботливо прикладывал мокрое полотенце ко лбу, давал нюхать нашатырный спирт. Она открыла глаза и увидела внимательный, сочувствующий взгляд Арсения.