Шальная звезда Алёшки Розума
Шрифт:
Розум заалел, аки мак на лугу, и не нашёлся, что ответить. Парашка, видно, поняла, что ляпнула что-то не то, и тоже испуганно примолкла, воцарилась неловкая пауза. И Мавре пришлось спасать дуру — про цель похода Розуму, разумеется, ничего объяснять не стали, поэтому она сделала вид, что зелье нужно именно ей, и принялась рассказывать про мужа троюродной тётки и его запойный недуг, от коего якобы требовалось лекарство. Розум с явным облегчением, в свою очередь, поведал, что мать его тоже пыталась поить мужа-ярыжку целебными травами, но толку от того было чуть.
Вообще-то Розум Мавре понравился. С обеими дамами он был вежлив и почтителен без искательности, говорил приветливо, и она с удовольствием обнаружила, что казак — приятный и остроумный собеседник. Правда, после фееричного Парашкиного выступления разговор он вёл, в основном, с Маврой, и подруга вскоре надулась, кажется, решив, что Мавра задумала украсить свой гербариум амурных трофеев новым кавалером.
Табор оказался небольшой: на краю купальского луга стояло шесть или семь кибиток — высоких, крытых холстиной повозок, вокруг которых горели костры, бегали босые, загорелые дочерна ребятишки и паслись стреноженные кони.
При виде последних у Розума сделалось по-мальчишески восторженное лицо, на вопросы он стал отвечать невпопад, и Мавра поняла, что казак больше ничего не слышит и не видит.
Самой ей ещё не приходилось близко сталкиваться с этим народом, и она с интересом рассматривала людей возле кибиток. Женщины и мужчины держались группами порознь. Первые готовили еду, латали одежду или нянчились с детьми, вторые чинили упряжь или же просто валялись на траве в тени повозок. Все они оказались смуглые, чернявые, и, что особенно поразило Мавру, многие молодые женщины были с непокрытыми распущенными волосами.
Нежданных гостей провожали настороженными взглядами. Один из мужчин что-то крикнул на незнакомом языке, и из самой большой и добротной кибитки выпрыгнул уже знакомый бородач в красной рубахе и шитой серебром безрукавке. Мавра отметила, что остальные люди одеты гораздо проще и не слишком отличаются от крестьян, разве что у мужчин на ногах были сапоги, а не лапти, а у баб юбки попышнее и поцветастее.
Цыган подошёл к Розуму.
— Здравствуй, гаджо[98]. Твоя госпожа решила купить у меня коней? — обратился он к казаку. Мавру и побледневшую Парашку, что, мигом забыв про обиды, опасливо жалась к подруге, бородач, казалось, не замечал.
— Её Высочество поручила мне посмотреть ваших лошадей, а заодно спрашивает, есть ли у тебя травница, у которой можно целебных снадобий купить? — ответил тот, и Мавра подумала, что он выбрал правильный тон в разговоре — с одной стороны, за погляд денег не берут, и желание посмотреть лошадей их ни к чему не обязывает, а с другой — в этом случае цыгане будут гораздо любезнее.
— Скажи своим женщинам: шувани[99] — тётя Зара, кибитка её сына — та, что возле самого леса. Она по-вашему хорошо говорит, пусть твои женщины сами идут. Мужчине там делать нечего. А я тебе коней покажу.
Мавра не стала дожидаться, когда Розум «передаст» им слова цыгана и зашагала в сторону дальней кибитки.
Старуха, сидевшая на земле у повозки, что-то ловко плела из тонких кожаных ремешков — быстрые, проворные пальцы споро мелькали над работой.
— Ты тётя Зара? — спросила Мавра. Ей было немного не по себе, и оттого голос прозвучал слишком громко.
Цыганка и впрямь походила на ведьму — изрезанное морщинами лицо с кожей цвета гончарной глины, крючковатый нос. Голова её была покрыта платком, из-под которого выбивались седые пряди, напоминавшие конопляную паклю.
— Не кричи, красавица, я не глухая, — проговорила та неожиданно низким голосом. — Я тётя Зара. Что тебе? Погадать?
— Нам зелье нужно. От винопития, — пояснила Мавра, робея ещё больше. — Есть у тебя?
— У меня, лебёдка, много чего есть, от пития тоже, — усмехнулась старуха и внимательно взглянула на Мавру. — Да только ты ведь не за тем пришла…
Мавра бросила испуганный взгляд назад, но рядом никого, кроме ещё более перепуганной Парашки, не наблюдалось. Розум в компании нескольких мужчин был далеко и в их сторону не смотрел.
— Не пугайся, красавица, тётя Зара язык за зубами держать умеет. Так чего ты хотела купить?
— П-приворотное зелье, — выдавила Мавра и почувствовала, что краснеет. — Чтоб кавалера присушить…
— Дай-ка ручку, красавица. — Старуха отложила свою работу и протянула тёмную, словно вырезанную из ольховой коры ладонь. — Да ты садись поближе, не укушу. Али сглазу боишься?
Мавра нерешительно присела рядом. Цыганка взяла её руку и принялась рассматривать.
— Тебе, лебёдка, приворотное зелье без надобы, кавалеров отваживать впору, — проговорила она, наконец. — Сказывай, зачем пришла?
— То не мне, — пискнула Мавра, — Прасковье. Продашь?
— Отчего не продать — продам. Приворот у меня сильный, да только запомни, лебёдка: когда у человека в любви добрую волю отымают, добром то редко кончается… Всё, лебёдка? Или ещё какую нужду имеешь?
И Мавра решилась. Конечно, лучше было бы отослать куда-нибудь Парашку, чтоб не слыхала, да только та от страха аж позеленела. Можно и гадалкой не быть, чтобы предсказать, что от Мавры она даже под угрозой смерти ни на шаг не отойдёт.
— А есть у тебя зелье такое, чтобы Венеру тешить и не чреватеть? — выпалила она быстро и вновь оглянулась.
— И такое есть. Продам, коли греха не боишься.
— Какой же в том грех? — фыркнула Мавра. — Или сказывать станешь, что без венца любиться не пристало? Нешто у вас все невинными девами до свадьбы?
— Ты мне, лебёдка, голову не морочь. Тебе ж не просто не чреватеть, дитя скинуть хочешь.
Мавра задохнулась.
— С чего ты взяла? Мне на будущее, чтобы уберечься… — зачастила она, косясь на Парашку.