Шампавер. Безнравственные рассказы
Шрифт:
– Что за странная мысль! Ты не боишься, что нас примут за разбойников?
– Не бойся, милая, здесь никто не сторожит. К тому же меня знают соседи и сам хозяин этого участка, весной я часто приходил сюда и гулял один.
– Как темно вокруг; без тебя, Пасро, мне было бы страшно.
– Какое ты дитя!
– В такой глуши запросто могут убить!
– Ты так думаешь?
– А кто тут придет на помощь? Кричи себе сколько хочешь…
– Да, кричи, не кричи, никто не услышит!
– А не пойти ли нам по малиннику, Пасро?
– Нет, нет, пройдем по липовой аллее.
– Послушай,
– Тогда присядем. Какое это счастье, побыть вдвоем с любимой, тем более ночью! Ничего не слышать во мраке, когда вокруг одни только заросли да камни… И в этой мертвой тишине слушать, как в ответ твоему бьется другое сердце, бьется только для тебя одного. Среди всей этой унылой и равнодушной природы сжимать в объятьях пламенное существо, ради которого ты позабыл всех на свете, ту, которая пьянит тебя поцелуями своих горьких уст, больше никому не доступных, и баюкает тебя ласками.
– О мой Пасро, как это упоительно! Я и не знала, ведь это в первый раз под открытым небом я говорю с любимым о любви. Мы с тобой всегда сидели в душной комнате, насколько же здесь лучше, чем в четырех стенах.
– Если мы останемся верны друг другу до старости, то с какой радостью, даже на краю могилы, мы будем вспоминать об этой ночи; это же ведь не мимолетная связь, а навеки…
– Навеки, на всю жизнь!
– Скоро дядя, мой опекун, приведет в порядок мое состояние и выделит мне мою долю, и тогда, как только я буду свободен, мы обратимся к закону, чтобы он нас соединил, а если моя родня придет справляться о том, какое за тобой приданое, в ответ я им только перечислю твои добродетели.
– Я сама не своя от радости! Сколько в тебе великодушия к бедной девушке, которая только и умеет, что любить тебя! О! Скорее бы настал этот день! Мне не терпится начать жить вместе! Не ласкай меня так, Пасро, мне худо, ты меня убьешь!
– Убить тебя, прекрасная людоедка! Это было бы очень стыдно и жаль.
– Да, ведь это такая радость, когда женщина любит человека ради него самого, и только ради него.
– Как ты, не правда ли?
– Пощади мою скромность.
– Ведь это такая редкость – женщина искренняя, простодушная и верная, как ты.
– Ты заставляешь меня краснеть.
– Берегись! Краснеют только от застенчивости или от стыда!
– Боже мой! Отчего ты сегодня со мной так резок? Какая грубость в обращении, какая холодность! Стоит мне поцеловать тебя или приласкать, как ты содрогаешься, точно я прикасаюсь к тебе раскаленным железом. Может, ты что-то против меня имеешь? Может, я чем оскорбила тебя, может, ты мной недоволен, любовь моя? Нам надо поговорить, ты должен высказать все, что у тебя на сердце, излить свое горе; я твоя подруга, не скрывай от меня ничего, я утешу тебя.
– Отрава и орвьетан [317] – все вместе!
– Что ты имеешь в виду? Вот видишь, ты от меня что-то скрываешь; ты страдаешь из-за меня, я чем-то тебе мешаю. Боже мой, что за тайны? Скажи, открой мне все, прошу тебя! Скажи, в чем я виновата, я заглажу свою вину, пусть даже ценою жизни! Ты сердишься на меня? Меня оклеветали? Бывают же
– Да, друг мой, это правда, тебя оклеветали, хоть я этому и не верю. Злодеи очернили тебя; они говорят, что ты мной играешь, что ты мне изменяешь направо и налево. Только будь спокойна, я ничему не верю. Это подлая ложь!
317
Орвьетан – «универсальное» целебное средство, названное по имени его изобретателя Ферранто д'Орвьето и популярное в XVII веке.
– И еще какая подлая! Выходит, ты совсем мне не доверяешь и нисколько меня не уважаешь, если стоило кому-то наговорить на меня, и ты так сразу меняешься и приходишь в такое волнение.
– Мне сказали, что ты легкомысленна, но, уверяю тебя, меня это нисколько не волнует.
– Это не совсем честно, Пасро. Если бы мне наговорили всяких сплетен о тебе, пусть даже и очень похожих на правду, я бы такого сраму и слушать не стала. Ты мне не доверяешь, Пасро!
– Нет, нет, красавица, я оценил тебя по достоинству.
– Чтобы твоя возлюбленная обманула тебя, никогда! Ведь я тебя люблю, люблю больше всего на свете, я тебя боготворю, Пасро! Мы связаны друг с другом клятвой более священной, чем все клятвы, которые приносятся на людях. Чтобы я изменила сама нашей клятве, неужели ты способен этому верить, Пасро? Неблагодарный, несправедливый, ты оскорбляешь меня! Что я тебе сделала худого? Кто так уронил меня в твоих глазах? Знай, Пасро, я женщина порядочная! Какой же это подлец мог обвинить меня в распутстве?… Меня, затворницу, смиренницу, не употребившую во зло щедро мне предоставленную тобой свободу; нет, нет, Пасро, поверь, я достойна тебя и я невинна! Призываю небо в свидетели! Моя совесть чиста, и мне незачем опровергать эту грязную клевету. Если бы ты знал, как я тебя люблю, если бы мог понять, какая это любовь! Я так люблю тебя, так люблю! Лучше уж я убью себя, чем изменю долгу и вере, чем обману тебя!
– Да, лучше смерть, чем низость.
– Как ты пугаешь меня! Не смотри на меня так! В темноте зрачки твои бегают как у тигра.
– Милая моя, давай поедем куда-нибудь вместе, мне хочется попутешествовать. Париж мне надоел.
– Когда же?
– Чем скорее, тем лучше. Отправимся хоть завтра, если хочешь. Съездим в Женеву.
– Завтра, в воскресенье? Не могу.
– Почему? Кто тебя удерживает?
– Да нет, просто я обещала быть на обеде у одного родственника, и если я не приду, он очень обидится.
– Поедем в понедельник; поедем через неделю.
– Нет, нет, друг мой, мне очень жаль, но я не смогу, я обещала провести несколько дней у родных под Парижем. Ни под каким предлогом я не смогу от этого уклониться.
– Значит, ты не хочешь?
– Я не могу. Что с тобой, Пасро, у тебя стало такое страшное лицо! Зачем ты мне давишь горло? Ты ушиб меня, ты сделал мне больно!
– Прости, прости, я забылся; это я нечаянно. Мне не по себе, меня мучит жажда!
– Вернемся домой, прошу тебя, Если ты упадешь в обморок, что мне с тобой делать? Мне будет очень трудно!