Шанхай. Книга 1. Предсказание императора
Шрифт:
— Когда?
— Через три дня. Экспедицию уже снарядили, ждут только транспорта.
Ричарду захотелось спросить Макси, откуда ему это известно, но перспектива снова отправиться в путь настолько захватила его, что он оставил вопросы на потом.
— Хорошо, но почему ты думаешь, что они согласятся взять меня с собой?
— Потому что, если они хотят завоевать души язычников, им понадобится переводчик.
— У них уже есть переводчик, этот чудной Маккиннон.
— Да, но что, если с Маккинноном что-нибудь приключится и он попадет в черные списки евангелистов и торгового дома «Олифант и компания»?
Ричард улыбнулся и укоризненно покачал
— Я чувствую, у тебя в голове уже созрел какой-то план.
— Да, братец, ты не единственный из Хордунов, кто способен разрабатывать хитроумные планы.
— Не буду спорить.
— Вот и ладно. Я думаю, что маленькое заведение Цзян должно представлять собой непреодолимый соблазн для людей вроде Маккиннона. Ты как полагаешь?
Улыбка Ричарда стала еще шире, и он прижал брата к груди. Мальчишки Хордун снова взялись за свои проказы!
Уговорить мадам Цзян не составило большого труда. За небольшую мзду она согласилась подыграть братьям, и западня была готова. Ричард почти пожалел несчастного, когда тот выбежал из борделя без штанов и нижнего белья и, преследуемый вопящей проституткой, мчался через весь американский сеттльмент. Однако Ричард не мог испытывать симпатии по отношению к лицемерам. Если религиозный человек утверждает, что существует только один путь, которым должен следовать праведник, так пусть сам, черт бы его побрал, следует этим путем. А платить шлюхе за то, чтобы та оделась монашенкой и трахала его, вряд ли можно считать верным способом оказаться со временем в райских кущах.
Наказание было быстрым и жестоким. Маккиннона вышвырнули из Дома Сиона и бросили на произвол судьбы. В результате в миссионерской экспедиции Олифанта, отправлявшейся в глубинные районы Китая, образовалось вакантное место переводчика, найти которого было задачей не из легких. К счастью Дома Сиона, Ричард в этот момент оказался совершенно свободен.
Затем, как по волшебству, появилась свободная большая джонка. Ее команда состояла из пяти человек, уже работавших на Макси в прошлом, а в ее носовых трюмах были надежно спрятаны сорок пять ящиков из мангового дерева с таким количеством опия, которого хватило бы, чтобы одурманить население небольшого города.
Занимался рассвет, когда Ричард поднялся на борт джонки на пристани Сучжоухэ. Он легким кивком приветствовал двух матросов, которых узнал, и непринужденно поболтал с третьим, пока они дожидались торговцев из Дома Сиона.
В его мозгу лениво ворочались многочисленные вопросы. Все происходящее казалось странным. Откуда вдруг взялась свободная джонка, матросы, преданные Макси, откуда он узнал о планирующемся путешествии Олифанта? Однако внезапно Ричарду стало наплевать на все это, потому что по трапу на борт джонки поднималась Рейчел Олифант, и смотрела она прямо на него.
Макси с ухмылкой наблюдал издалека за происходящим. Улыбка на лице Рейчел была такой же горячей, как страсть, с которой она прошлой ночью предавалась с ним любви. И все же каким-то образом Макси знал, что отдаляется от нее. От всех них, живущих у излучины реки.
Глава двадцать вторая
ПРИБЫТИЕ ПАТРИАРХА
Когда пришло донесение Сирила относительно экстерриториальности, Элиазар Врассун был в Калькутте, а спустя несколько дней он уже находился на борту самого быстрого клипера «Британской восточно-индийской компании», который под всеми парусами летел по направлению к Шанхаю. Если, по мнению Сирила, введение экстерриториальности стало возможным, Врассун хотел находиться там, чтобы способствовать воплощению этой возможности в реальность.
Врассун-патриарх знал: экстерриториальность — ключ к сохранению и приумножению семейных богатств. Его старший сын уютно устроился в Лондоне, исполняя роль няньки при их контактах в политических кругах и присматривая за текстильными фабриками в Манчестере и Ливерпуле. Его второй — умный — сын контролировал семейный бизнес в Калькутте, не спуская при этом острого взгляда с поставок опия, производимого на «Уоркс» в Гаджипуре. Сыновья под номерами три и четыре возглавляли деловые операции торгового дома Врассунов в Париже и Вене, защищали банковские интересы семьи и пытались, где только возможно, проникнуть в текстильное производство. Продажи китайского чая, шелка и фарфора росли по экспоненте, но важнее всего по-прежнему оставался доступ к китайским курильщикам опия, а его могла обеспечить только экстерриториальность. Опий Врассунов продавался в Китае, а на вырученное за него серебро покупались чай, шелк и фарфор. Затем Врассуны продавали все эти товары в Англии за еще большее количество серебра и текстильные изделия из Манчестера и Ливерпуля, а те в свою очередь обменивались в Калькутте на опий, который потом шел в Китай. Это был замкнутый круг торговли, Святой Грааль коммерции. Процесс повторялся снова и снова, производя больше богатств, чем те, которыми владеют многие государства. Но без экстерриториальности все могло рассыпаться в прах. Поэтому, чтобы золотоносный замкнутый круг не разомкнулся, Элиазар Врассун желал провести любые переговоры и готов был на все, чтобы только обеспечить эту самую экстерриториальность.
После долгого путешествия с многочисленными остановками и задержками корабль шел к причалам на Хуанпу. Старый Врассун, кутаясь в теплый шарф, смотрел на выстроившиеся вдоль берега новые здания, в которых размещались конторы европейских торговых компаний. Сырой холод шанхайского января забирался под дорогую одежду патриарха, по его лицу блуждала улыбка.
«Все идет как надо», — думал он. Клипер причалил к берегу, и хозяина приветствовало здание фирмы Врассунов. Старик вздохнул, думая: «Все, что нам теперь нужно, — это экстерриториальность, и тогда будущее нашей империи обеспечено».
Когда этот выдающийся человек ступил на землю Срединного царства, мало кто из влиятельных людей не знал о его прибытии.
Сирил организовал делегацию для торжественной встречи босса, в которую дали согласие войти представители как «Дента», так и «Джардин и Мэтисон». Хордунов, разумеется, не пригласили, но в то холодное утро они все равно присутствовали на пристани, поскольку ни за какие сокровища мира не согласились бы пропустить это зрелище.
Элиазар Врассун смотрел на группу европейцев, которые, застыв в напряженном ожидании, стояли на причале. Про себя он не мог назвать их иначе как шушера.
Когда вперед вышел Сирил, намереваясь произнести приветственную речь, Врассун поднял руку и спросил:
— Это что еще за глупости?
— Всего лишь торжественная встреча по случаю…
— Я бизнесмен, а не оперная дива. Немедленно прекратите эту чепуху и проводите меня в контору компании.
Макси похлопал брата по плечу и прошептал ему на ухо, как когда-то в Калькутте, когда они играли в шпионов:
— Вот ведь урод, правда?
— Точно. Такую образину еще поискать.
Охранники-сикхи стали проталкиваться через толпу, расчищая путь для Врассуна-патриарха.