Шанталь. Шах и мат
Шрифт:
Я тяжело вздохнула. Видит Бог, я старалась как могла оттягивать непростой разговор, но видимо не судьба. Переложив песика в его «гнездышко», где он как по команде тотчас же начал клевать носом, я повернулась к разгневанному капитану и, не повышая голоса, отчеканила:
– Выйдите, и доложите о себе как следует!
Патрис опешил. Такого приема он никак не ожидал. Но дисциплина, есть дисциплина. Ни слова больше ни говоря, он вышел, и через минуту в дверь постучали:
– Разрешите войти, Ваше Величество? Капитан Патрис де Сежен к вашим услугам!
– Войдите.
Он пытался скрыть, но я видела, как сильно он уязвлен подобным обращением. Но иначе было
Указав на стул, я предложила ему сесть, но он, упрямо поджав губы помотал головой и остался стоять, теребя в руках шляпу.
Молчание затягивалось. Кто-то должен был начать первым, чтобы разорвать напряженную тишину. Кашлянув, я решилась:
– Мое решение не должно вас удивлять, капитан. On ne court pas deux li`evres `a la foix… За двумя зайцами погонишься… хотя, в вашем случае, это должно звучать как: «Нельзя служить одному королю, будучи на службе у другого».
Патрис вскинул голову. С минуту он сверлил меня мрачным взглядом, а затем молча развернулся и вышел, хлопнув дверью.
Я его понимала, но увы, ничем не могла помочь. Согласна, выбор не простой, но сделать его все равно придется.
Называя пиратами всех, кто занимался разбоем и грабежами на морях, люди сильно ошибались. Пират пирату рознь, ведь не зря, всех их называли по-разному: флибустьеры, корсары, каперы, рейдеры, буканьеры…
Рейдерами, к примеру, называли наемников, состоявших на службе у сильных мира сего. Их главной задачей был вовсе не грабеж, а нанесение вреда судам противников и их последующее утопление, для чего он получали от своих нанимателей специальные корабли и снаряжение.
Капитанов вместе с их командами, которые получали от государств разрешение грабить и топить коммерческие корабли, в борьбе за доминирование на Средиземноморье, называли корсарами.
Но были и такие, как капитан «Смерча», имеющие специальное каперское свидетельство, разрешающее им нападать на корабли определенной страны, с которой государство выдавшее документ, находилось во враждебных отношениях. Связанным по рукам и ногам обязательствами, каперам не оставалось ничего другого, как соблюдать целый ряд правил, а именно: нападать и вести бой исключительно под флагом страны, выдавшей им подобное свидетельство. Любое отступление от правил могло привести к тому, что действия каперов начинали рассматриваться государством, как нарушение условий соглашения, и в этом случае, они объявлялись вне закона и становились обычными пиратами.
В обмен на помилование и возвращение титула, Патрис подписал договор с французским королем, и до сих пор, каким-то непостижимым образом умудрялся совмещать не совмещаемое: быть капером и пиратом одновременно. Но дальше так продолжаться не могло. В качестве слуги двух господ Патрис меня не устраивал, так как полностью доверять такому капитану, я не могла. Ибо, как говорится: Amour peut beacoup argent peut – сильна любовь, да деньги сильнее. Продавшийся один раз, может продаться и во второй. Дело лишь в цене. И если рано или поздно нам придется разорвать замкнутый круг, то почему бы не сейчас?
Пусть решит, наконец, под чьим флагом собирается сражаться: под французским или тахмильским?
Собираясь последовать примеру сопящего комочка и немного вздремнуть, я подпрыгнула от неожиданности, когда дверь с шумом распахнулась от удара тяжелым сапогом, пропуская вперед Патриса, потрясающего перед моим носом какой-то бумагой.
«Подарок» тут же проснулся, и возмущенно затявкал. Не знаю, что он имел ввиду, но облаял он капитана знатно.
Раздраженная бесцеремонным вторжением, я уже собралась выставить визитера
– Безмозглая дура! Сколько еще раз я должен повторить, чтобы ты, наконец, поняла? Я всегда буду выбирать тебя! Тебя, понимаешь? – сколько же боли было в его глазах, приобретших оттенок штормового моря. Недоверие, как оказалось, убивало не меня одну. Его оно мучило гораздо сильнее. – Тебе не давала покоя какая-то бумага? Вот, погляди, что я думаю о Луи и его документе! – и прежде чем я успела его остановить, Патрис на клочки разорвал злосчастный патент, швырнув их мне в лицо. – Ненавижу тебя, за то, что не перестаешь рвать мне душу, и ненавижу себя, за то, что не могу найти сил уйти, послав тебя ко всем чертям!
– Патрис… – я потянулась к нему, но он оттолкнул мои протянутые руки.
– Не надо, Ваше Величество! Час назад вы очень доходчиво указали мне мое место. Я больше не забудусь, обещаю! Богом клянусь служить вам верой и правдой до последнего вздоха, и больше никогда не докучать своей любовью, которая вам не нужна!
Он вышел так же стремительно, как и ворвался, оставив меня растерянно глядеть ему во след.
Больно… как же больно… – я приложила руку к груди, где ныло и горело несчастное сердце, кровавыми слезами оплакивающее мою несчастную судьбу, будь она трижды проклята! Я хотела любить и быть любимой, но что значат все мои желания какими бы сильными они не были, по сравнению с опасностью, которой подвергается всякий, кто находится рядом со мной. Потерять Патриса, как Клода… Нет! Пусть лучше ненавидит меня, но живет! А я… я обречена на вечные муки быть рядом с тем, кого безумно люблю, и с кем никогда не смогу быть из страха потерять навсегда.
Что-то мокрое коснулось моей дрожащей, как в ознобе руки. «Подарок» почувствовал состояние хозяйки и сейчас, как мог, старался утешить. Я прижала теплый комочек к груди и, в последний раз, позволила себе разрыдаться. Не как королева, а как простая женщина, у которой только что вдребезги разбилось сердце.
Глава 2
Этот благословенный мартовский день навсегда изменил жизнь доблестного дона Аугустина де Виллальба, испанского гранда и бравого офицера на службе его величества испанского короля Карлоса II. В свои двадцать девять лет, до мозга костей преданный церкви и короне, он все еще был не женат, к глубокому сожалению всей его многочисленной родни, предпочитая военную службу оседлой жизни добропорядочного семьянина и отца дюжины отпрысков. Правда, после того, как его величество лично пожурил свободолюбивого подданного во время их последней встречи, когда дон Аугустин преподнес своему королю богатые трофеи, захваченные во время недавней кампании, вельможа призадумался. Его величество как всегда был прав: роду Виллальба нужны были наследники, а откуда же им взяться, если он все время занят на службе?
Поддавшись уговорам родни, он, просмотрел больше двух дюжин присланных ему портретов со всех уголков родной Испании и, после долгих и мучительных размышлений, выбрал один, принадлежавший донье Химене Эскудеро, дочери богатого землевладельца из Валенсии. Но жениться, не будучи представленным невесте до свадьбы… о, этого дон Аугустин допустить не мог, поэтому в конце февраля, после особо удачного рейда, когда он практически без боя захватил пиратскую бригантину, чей капитан оказался настолько глуп, что оставил ее почти без присмотра, он, на захваченном судне, переименованном с вульгарного «Жюли» на «Королеву Изабеллу» отправился в Валенсию, чтобы лично познакомиться с избранницей.