Шанталь. Шах и мат
Шрифт:
По возвращении на Тахмиль после успешной операции, которую я впервые самостоятельно организовала и провела, все, как и в прежние времена, собрались в большом зале крепости для того, чтобы отпраздновать радостное событие и обсудить планы дальнейших действий.
Кивнув произнесшему тост Лефевру, я, под одобрительные крики товарищей, подняла в приветственном жесте свой бокал и поднесла к губам, осушив его, как и было положено, до дна.
Хмельное вино подействовало почти сразу, окрасив щеки румянцем и придав блеск глазам. Даже это место, которое прежде ассоциировалось у меня с кровью и смертью, стало
Откинувшись на спинку кресла- «трона» я, из-за полуприкрытых век, внимательно наблюдала за пирующими, отмечая поведение каждого в отдельности, легко считывая их жесты и мимику. Несмотря на удачный старт, не все были довольны предводителем-женщиной и, мне придется как следует потрудиться, чтобы убедить их в том, что я лучшее, на что они могли рассчитывать.
Мое внимание привлек спор братьев де Сежен, сидящих по правую руку от меня. Не знаю, что между ними произошло, но с тех пор, как мы вернулись из Парижа, их взаимное недовольство друг другом нарастало. Занятая более важными делами, я долгое время игнорировала их постоянные стычки, но сегодня решила наконец вмешаться.
– В чем дело, господа? Простое угощение не удовлетворяет вашему аристократическому вкусу? Почему, когда все вокруг веселятся, вы сидите с кислыми физиономиями, от вида которых свернулось бы и молоко?
Ни слова, не говоря Патрис подхватил стоящую перед ним бутылку и так же молча вышел из помещения, даже не подумав о том, как его поступок выглядит со стороны и как его могут истолковать остальные. Подобное обращение с «королем» было недопустимым и, обернувшись к стоявшим позади кресла телохранителям, я, намеренно повысив голос, распорядилась:
– Верните его обратно. Сейчас же!
– А если…
– Если окажет сопротивление, до утра просидит в яме. Все понятно?
Телохранителей как волной смыло. Переведя взгляд на Ренарда, без сомнения слышавшего разговор и сейчас во все глаза уставившегося на меня, я выжидающе подняла бровь, побуждая его рассказать обо всем, но он смутился и опустил голову.
В эту минуту Патрис в сопровождении стражей вернулся обратно и занял свое место. Его виноватый взгляд лучше любых слов дал понять, как он сожалеет о своей несдержанности. Что ж, пусть это будет ему уроком. В следующий раз крепко подумает прежде чем смешивать личную жизнь с обязанностями.
Посидев для приличия еще некоторое время, я поднялась, жестом дав понять присутствующим чтобы продолжали без меня. Кивком велела Патрису следовать за мной.
– Может, уже расскажешь, что произошло? Какая кошка пробежала между вами? – поднявшись на смотровую площадку, задала я свой вопрос.
– Все сложно…
Сложно… А, когда было легко?
Зябко передернув плечами, я подошла к балюстраде, огораживающей площадку по всему периметру, и устремила взгляд на море.
Господи, как же я скучала по нему. Всего вторые сутки на суше, а тело безудержно рвалось туда, где осталась душа. На море. Мне уже недостаточно было находиться вблизи и просто смотреть на него, нет, я мечтала вдохнуть полной грудью свежего морского воздуха, ощутить непередаваемый вкус соли на губах и услышать оглушительные крики чаек, кружащих прямо над головой. Привыкшая к постоянной качке, я крайне неуверенно чувствовала себя на твердой земле,
Сегодня, море отнюдь не выглядело умиротворенным. Почти черные тучи, недавно появившиеся на горизонте и неумолимо приближающиеся, пророчили надвигающийся шторм. Ветер резко усилился. Забираясь под перекрытия и ограждения, он, крепчая, насвистывал посвященный непогоде гимн собственного сочинения.
С разговором затягивать было нельзя. Ураган мог налететь в любую минуту.
– Ты ведь знаешь, что, как и твой брат, всегда можешь на меня рассчитывать. Поделись, что тебя тревожит? Уверена, вместе мы сможем найти лучшее решение проблемы.
– Возможно, ты и права. – Он встал совсем рядом, скрестив руки на груди и облокотившись спиной о балюстраду, лицом ко мне. – Да и не проблема, это вовсе, а так… В общем, Ренард, как тебе известно, принял решение стать матросом.
– И что же в этом плохого? У вас появится больше времени для общения, а заодно присмотришь за младшеньким де Сеженом.
– Так-то оно так, да только служить под моим началом он отказался наотрез. Говорит, что под опекой старшего братца никогда не сможет превратиться в настоящего мужчину. А ты ведь и сама знаешь, какой век службы на борту пиратского корабля. Если не умрет от какой-нибудь заразы, то обязательно сложит голову в бою с неприятелем.
Патрис был прав. Слово «гигиена» было незнакомо подавляющему большинству «джентльменов удачи». Их корабли представляли собой самые настоящие рассадники инфекции, и неизвестно еще, от чего было умирать страшнее: от вражеского клинка или же от того, что можно было подцепить в такой клоаке.
На «Смерче» и на «Жюли» с этим было достаточно строго: матросы ходили по нужде в строго отведенных местах – гальюнах, а палубы драились постоянно. Кроме того, Патрис всегда следил за тем, чтобы его команда была в достаточной степени была снабжена пресной водой, для чего дополнительно набивал ею трюмы.
Что же касается других капитанов… Гм… От некоторых порой разило так сильно, что находиться в одном помещении с ними было настоящей пыткой.
– Пожалуйста, поговори с ним. У тебя всегда получалось достучаться до этого болвана. Объясни, что я желаю ему только добра. – Патрис взял обе мои ладони в свои, умоляюще заглядывая в глаза. – Ренард все что у меня осталось. Я не могу потерять его, слышишь? Не могу!
– Знаю, – высвободив одну руку, я в успокаивающем жесте погладила его по голове, не замечая, как изменилось выражение лица мужчины в ответ на эту, казалось бы, невинную ласку. – Не беспокойся. Просто доверься мне, и я обязательно придумаю выход из сложившейся ситуации.
Желая подбодрить собеседника, я улыбнулась и перевела взгляд на его лицо, каждая черточка которого дышала одновременно нежностью и бешенной страстью. Улыбка медленно сползла с моих губ, когда я поняла, что не могу пошевелиться и разорвать сковывающие узы. Это было наваждением, сопротивляться которому я не смогла бы даже если бы очень сильно захотела. Любовь к Патрису была единственной слабостью, лишающей меня здравого смысла, осторожности, стыда…
Первые капли дождя упали на мой пылающий как от лихорадки лоб, но я их едва почувствовала из-за разгорающегося внутри огня, погасить который было бы не под силу никакой стихии.