Шантажистка
Шрифт:
По завершении короткого полета Эми почти полностью исчезает под огромной тушей Клемента.
Если бы не полицейские сирены, в конюшне, наверное, воцарилась бы гробовая тишина. Даже Арчи словно бы потрясен в буквальном смысле слова сногсшибательной развязкой. Или же он просто спит.
Как бы то ни было, людей шок быстро отпускает.
Кеннет Дэвис бросается к Габриэлле. Они рыдают друг у друга в объятьях, а я отхожу в сторону. Определенно, знакомство выдалось отнюдь не таким, о каком мечтал я или старик. Строго говоря, я бы на его месте и вовсе задумался, а действительно ли Уильям Хаксли подходящий человек для опеки
Я перевожу взгляд на Клемента. Он сидит на корточках рядом с Эми, которую падение, похоже, отправило в нокаут. Вопреки моим ожиданиям, вставать великан не торопится, а затем он и вовсе с чувством лупит кулаком по перегородке. Деревянная планка с громким треском раскалывается.
— Гребаная хрень, — потрясенно выдавливает он. — Нет-нет-нет!
Бессмысленное разрушение ни в чем не повинной стенки свидетельствует, что дело отнюдь не в травме великана при падении. Я недоуменно обхожу круп Арчи и встаю над Клементом. С новой позиции мне становится ясна причина подобной его реакции.
— Вот черт, — ахаю я.
Великан поднимает на меня округленные глаза.
— Билл, этого не должно было случиться!
Эми продолжает молчать. И безмолвствует она по той очевидной причине, что нож вошел в ее тело по самую рукоятку, как раз под левой грудью. Из раны прямо на глазах распускается красный цветок, пропитывая желтовато-розовый свитер женщины.
— Она… — договорить я не в силах.
— Мертвее, на хрен, некуда, — огрызается Клемент.
Насколько мне представляется, лезвие вошло в грудь Эми под весьма неудачным углом. Впрочем, определение «неудачный» не совсем верное. «Смертельный», пожалуй, будет гораздо точнее, поскольку острие орудия наверняка оказалось в угрожающей близости от сердца. И все же я решаю довериться своим базовым познаниям в оказании первой помощи, а не заключению Клемента.
Быстро опускаюсь на колени и пытаюсь нащупать пульс на запястье Эми. Потом пробую на шее, затем снова на запястье. Пульса нет. Другой способ — послушать наличие дыхания. Едва ли не касаясь ухом рта женщины, напряженно вслушиваюсь, как ни отвращает меня вонь токсичной смеси, которой ее окатил Кеннет Дэвис. Через несколько секунд мне только и остается, что констатировать очевидное.
— Плохо, — вздыхаю я. — Боюсь, никаких признаков жизни.
— Спасибо, профессор, блин.
По правде говоря, я сбился со счету, сколько раз за прошедшую неделю желал Эми смерти. И вид ее трупа являет собой суровое напоминание, что в своих желаниях стоит быть осторожнее. Трудно отделаться от впечатления, что в ее мертвых чертах нет-нет да и мелькнет образ запуганной девочки, замученной до такой степени, что убийство собственного отца показалось ей единственным выходом. В этой драме я, разумеется, Эми всецело сочувствую, но вот выселение из особняка много лет назад такой мести все-таки не стоило. В итоге она заплатила за свою бессмысленную ненависть самую страшную цену.
Так бездарно угробить собственную жизнь! Тем не менее запасы моего сочувствия к женщине, не далее как несколько секунд назад пытавшейся убить мою сестру, отнюдь не безмерны. Клемент, с другой стороны, выглядит крайне расстроенным. Вероятно,
— Клемент, ты не виноват. Откуда тебе было знать, что все так обернется. Это всего лишь несчастный случай.
— Не важно. Из-за этого все накрылось.
— Не говори так! Ты спас Габриэлле жизнь! Я навек перед тобой в долгу.
Великан тяжело встает, вновь разражаясь потоком брани. Новый диагноз: у него эмоциональное потрясение, а вовсе не угрызения совести.
Замерев над телом Эми, он хватается за голову.
— Клемент? Тебе, наверно, стоит показаться врачу. Шок может даром не пройти.
— Билл, просто оставь меня в покое.
Его интонация, хотя и спокойная, вынуждает меня отступить. Каким бы ни было его состояние, лучше предоставить дело врачам.
Итак, Клемент оплакивает смерть Эми, а Габриэлла и Кеннет Дэвис утешают друг друга — а значит, я снова остаюсь в одиночестве, как ни иронично это звучит. Едва лишь я решаю покинуть стойло, как через ворота врываются два грузных полисмена.
— Как мило, что вы наконец-то удосужились явиться, — набрасываюсь я на них. — Вот только вы малость припозднились.
— Что здесь произошло? — спрашивает один из них.
— Долгая история, — вздыхаю я. — Но опасность уже никому не грозит, так что давайте выйдем наружу, я все расскажу.
Не дожидаясь разрешения, покидаю конюшню и бреду к ограждению загона. Полицейские следуют за мной, и я выкладываю им скорбную историю о том, как мы все оказались здесь в этот холодный октябрьский день. К месту разыгравшейся драмы подъезжают новые полицейские машины.
Законспектировав мою исповедь, полицейские возвращаются в стойло. Молодой констебль уже обтягивает конюшню полосатой лентой. Видимо, стандартная процедура на месте преступления со смертельным исходом. Со своей позиции возле ограды я наблюдаю, как Габриэллу с отцом проводят к машине скорой помощи. Минуту спустя из-за ворот показывается Клемент, сопровождаемый какой-то женщиной в гражданском костюме. По-видимому, это сотрудница департамента уголовного розыска, и, судя по выражению лица Клемента, ее внимание ему отнюдь не льстит.
Он оглядывается по сторонам, замечает меня и устремляется в моем направлении. Женщина не отстает.
— Билл, — рявкает он, — расскажи этой чертовой бабе, что тут произошло, чтобы мне себя не утруждать.
Женщина демонстрирует удостоверение:
— Сержант сыскной полиции Баннер. А вы кто такой?
Несмотря на миниатюрное сложение детектива, ее холодные голубые глаза, резкие черты лица и командный голос источают властность. Я подобающим обратом представляюсь и укладываюсь в минуту с кратким изложением событий. После этого внимание сержанта Баннер вновь переключается на облокотившегося на ограждение Клемента, который все это время невидяще смотрит вдаль.
— Ваше имя, сэр? — спрашивает сержант.
— Бастин. Клифф Бастин, — представляется он.
Детектив заносит в блокнот сведения, а я гадаю, почему он так назвался. Неужто это его настоящее имя?
— Вы согласны с изложенной мистером Хаксли версией событий?
— Полностью, — бурчит Клемент, не отрывая взгляда от загона.
От меня не укрывается раздражение женщины, буравящей взглядом затылок Клемента, и я вмешиваюсь:
— Детектив! Мой друг, видимо, тяжело переживает случившееся, так что я предлагаю вам допросить его чуть позже.