Шапка Мономаха
Шрифт:
– Изнежен князь, – вполголоса изрек тысяцкий, страдая от невозможности сейчас же сбросить с себя меха.
Гриди с лоснящимися от пота лицами равнодушно взирали на боярина и беззвучно шагавшего позади чернеца. Ключник остановился перед дверью, из-за которой доносились плясовое гуденье сопелей, брянчанье бубна и звонкое пение струн гудка. Послушав, он толкнул дверь и шагнул в сторону, поклонился боярину. Наслав Коснячич велел чернецу ждать, сам вошел в широкую клеть. От обилия зажженных свечей у него сперва зарябило в очах, горячей спертостью воздуха ударило в голову. Сомлев, боярин выкатил глаза
– Дайте ему вина, девки! – донеслось сквозь чад веселья. – Нездоровится боярину!
Тотчас перед устами тысяцкого явилась чаша, полная кроваво-красного вина, которую держала девичья обнаженная рука. Девка с расплетенными косами улыбалась ему такими же красными губами, а чаша ткнулась боярину в зубы. Послушно глотнув, Наслав Коснячич перевел взор с девкиных губ ниже. На ней была лишь белая срачица из тонкой византийской паволоки, сквозь которую блудливо показывались упругие телеса.
– Тащите с него свиту, не то задохнется! – повелел тот же развязно-хмельной голос.
Тысяцкий с облегчением отдал себя в руки девок, ловко освободивших его и от свиты, и от пояса, и чуть было не избавивших от портов. В последний миг боярин схватился за порты, оттолкнув холопок. Отскочив от него со смехом, обе девки вновь пошли в плясовую: зазывающе поводили плечами, всплескивали руками, по-русальи взмахивали волосами, по-кошачьи изгибались. Наслав Коснячич с усилием отвел от них взгляд, вспомнив, что не за тем вовсе пришел.
Наконец обок стола с порушенными яствами и обглоданными костями он увидел молодого князя в одной исподней рубахе и лазоревых сапогах. Мстислав, сын Святополка, рожденный от наложницы, сидел на скамье, крытой мехами и был красен от угара. Спиной он опирался на третью девку, которая расчесывала ему золотым гребнем русые локоны, а в руке держал чашу.
– Нездорово у тебя, князь, – шумно дышал тысяцкий. – Не угорел бы.
– Выпьешь сколько я, тебе поздоровеет, – засмеялся Мстислав. – Эй, девки…
– Позволь, князь, – заторопился тысяцкий, – сперва о деле молвить.
Мстислав перехватил голую руку девки, поднес к губам и с похотливой жадностью прикусил белую кожу.
– Зачем пришел сюда со своими делами? Видишь, веселюсь я.
– Когда услышишь о моем деле, твоя душа, князь, еще больше возвеселится.
– Правда? – Мстислав отпустил руку холопки. – Тогда говори.
Он цыкнул на скоморохов-песельников, сопели с бубном и гудком стихли. Девки, кружившие в пляске, подобрались к боярину, сложили руки ему на плечи.
– В сенях у тебя, князь, ждет чернец из Феодосьева монастыря.
– Ты ополоумел, Коснячич? – рассмеялся Мстислав. – Зачем мне чернец? Или ты хочешь, чтобы он… – Красноречивый взгляд князя прошелся по одной из девок. – А знаешь, это любопытно.
Холопки прыснули. И ухом не поведя на них, тысяцкий продолжал:
– Этот чернец хочет спасти от соблазна сребролюбия другого чернеца. Для того он и пришел ко мне, князь, а я привел его к тебе. Ибо не могу сам, без княжьего позволения сделать то, о чем говорит монах.
– Чернец хочет от меня помощи для другого чернеца? – с трудом веря, переспросил Мстислав. – Изумительная глупость с его стороны.
– Но оплата, которую он предлагает, велика.
– Сколько? – заинтересовался Мстислав, выдернув голову из-под гребня.
– Выслушай чернеца, князь, – предложил тысяцкий.
– Давай сюда своего чернеца.
Одна из девок взвизгнула и отлетела, ощутив своей обильной кормой чувствительный щипок боярина. Другая отлипла от него сама. Мстислав заливисто расхохотался и припугнул холопок:
– Брысь!
Девки с визгом выпрыгнули из клети, за ними ушла и третья, оставив в волосах князя золотой гребень. Скоморохи также по знаку Мстислава утекли за ними.
Вошедший монах остановился перед князем. Облик чернеца был бесстрастен – ни полуголые девки, ни стол с заманчивыми яствами, ни жар, разжигающий плоть, не поколебали его.
– Расскажи князю все, что поведал мне, брат Василий, – велел тысяцкий.
– Монах Федор, живший некогда в пещере монастырской горы, где ныне я живу, нашел в ней многое сокровище, – без лишних словес сообщил тот.
– Стой, – перебил его князь. – Почему не кланяешься мне, чернец?
– Одному Владыке своему кланяюсь, ибо он запретил воздавать поклонение человекам.
– А другие чернецы кланяются.
– Их души сгорят в огне за то, что поклоняются не тому, кто дал им познание и истину.
Мстислав отмахнулся.
– Не читай мне Писания, и в церкви довольно этой докуки. О деле говори.
– Сокровище то из множества золота и серебра, и сосудов многоценных, и златокузни всяческой. С этим богатством Федор хотел бежать в иные земли. Мне открылись его тайные помыслы, и я отговорил его. Но только на время вразумил. И доныне Федор под личиной юродства скрывает свое намерение оставить монашество и уйти со своим богатством. Для его спасения нужно, чтоб ты, князь, удержал его. Искорени в нем страсть сребролюбия, тогда он останется в обители.
– Да пускай идет, ежели хочет, – пренебрег князь. – Я даже позволю ему взять из того сокровища меру серебра, какая ему потребна. На сколько, говоришь, гривен оно потянет?
– Отними у него все золото и серебро, соблазняющие его! – потребовал чернец. – Скорее пошли своих кметей, князь, чтобы взяли Федора и привели к тебе. Вели ему отдать тебе все без остатка. Сокровище он спрятал в земле, в ином месте. Вызнай у него, где оно скрыто. А если откажется говорить, то прикажи бить его. Если и после побоев не скажет, то пытай его разными муками, какие только может вынести человек. Но если и тогда будет молчать… – Монах на мгновенье запнулся. – Тогда призови меня, князь, и я обличу его перед тобой и перед твоими боярами. Поведаю перед всеми, как смердит его погибающая душа. Это устрашит его и заставит признаться.
– Слыхал я, – пораженный немилосердием монаха, промолвил Мстислав, – что чернецы в иных монастырях без пощады истязуют себя, томя голодом, жаждой и веригами. А чтобы на пытки князю друг друга предавали… такого не слыхал.
– Велика моя любовь к Федору, – заверил чернец, – оттого и прошу у тебя великой немилости для него. Ибо муками и терпением монах очищается. Не медли, князь, чтобы не опоздать тебе! И призови меня, если понадоблюсь.
Сказав это, он спиной попятился к двери и скрылся за ней.