Шарафат бесстрашная
Шрифт:
Как это могло случиться? Алексеев и Исмаилов окончательно потеряли покой. Сомнений не оставалось: в отряде орудует ловко замаскировавшийся враг. Но кто, кто? Вопрос этот не давал покоя командиру и комиссару. Ни о чем другом они думать не могли, и когда часовой доложил Алексееву, что его дожидается девушка-узбечка по очень важному, как она говорит, делу, командир недовольно поморщился:
— Отведите ее к моей жене. Ольга Васильевна лучше меня разбирается в ее важных делах.
— Вас требует, — повторил часовой. — Ни с кем другим даже говорить не желает.
— Ладно, — кивнул головой Алексеев. — Зови.
Она вошла в кабинет, прикрывая лицо, невысокая, тоненькая. Только смуглая маленькая рука выглядывала из-под паранджи.
— Вы командир? — спросила женщина.
Алексеев кивнул. Тогда она торопливо заговорила, а Исмаилов так же быстро начал переводить:
— Меня зовут Шарафат. Мой муж связан с басмачами.
— А кто ваш муж? — спросил Алексеев.
— Каримбай. Богатый человек. Весь кишлак Писта-мазар в петле держит. — Она помолчала. — Только меня ему удержать не удалось. Больше я к нему не пойду. С вами буду. С красными.
— Вот как? — сказал Алексеев. — Значит, воевать решила.
— Да, — ответила женщина. — Вы не бойтесь: я вам пригожусь. — И столько решимости было в ее голосе, что Алексеев с искренним уважением посмотрел на маленькую, закутанную в широкие одежды, фигурку.
— Вот ведь, не побоялась от мужа уйти, да еще — к большевикам, — произнес он вслух.
— Я раньше пришла бы, — сказала Шарафат, — да нельзя было. Всю ночь Каримбай не спал. То и дело басмачи прибегали к нему. А вчера приходил один даже от вас.
Командир и комиссар переглянулись.
— Говори, говори, — велел Алексеев.
— О каком-то оружии вели речь, — уже смелее продолжала Шарафат. — Что-то о русском кладбище вспоминали. Жалко, я всего не расслышала. Этот, что пришел от вас, как рванулся к двери, я едва отбежать успела и под одеяло спрятаться.
— Какой он, не помнишь? — торопливо спросил Алексеев.
Шарафат покачала головой:
— Он лицо все время чалмой закрывал. Видела, что заросший. Да мало ли таких? — Она искренне сокрушалась. — Ничего после него не осталось, только вот это. Я утром нашла. Каримбай не курит, значит — тот оставил. Больше некому. — И она положила на стол несколько недокуренных, обмусоленных самокруток. Алексеев внимательно осмотрел их.
— Наш табак и газета наша, — сказал он.
— Только кто курил? — спросил Исмаилов.
— Узнаем, — откликнулся командир.
Шарафат чуть не плакала:
— Ничего больше не было. Я уже все обыскала.
— Молодец, — успокоил ее Алексеев. — Не твоя вина, а наша. А это, — он пошевелил окурки, — ты не зря подобрала. Честное слово, — сказал он с восхищением, — ты — настоящая разведчица.
— Я еще и записку вам послала, — продолжала Шарафат. — Как уж умела, нацарапала. Думала — поймете. А вы, наверное, не поняли...
— Какую записку? — перебил ее Исмаилов.
— О том, что у вас оружие может пропасть. Мальчик отнес, вернулся, говорит: отдал красноармейцу. Даже имя у него спросил, как я велела. Вот: Юнусу записку отдал. Я хорошо запомнила.
В комнате наступила тишина. Командир и комиссар переглянулись.
— Ладно, — сказал, наконец, Алексеев. — Сейчас тебя проводят к моей жене. Зовут ее Ольга Васильевна.
— Ольга Васильевна, — неуверенно повторила Шарафат.
— Она тебя устроит как надо. Отдохни. А услугу ты нам оказала огромную. Большое спасибо тебе от Красной Армии. — И он пожал маленькую смуглую руку.
Лицом к лицу
— Не щурил ли, случайно, ее гость левый глаз? — спросил Исмаилов.
— Может и так, — задумчиво ответил Алексеев, разглядывая пожелтевшие, ссохшиеся окурки. — Вот что, — решительно сказал он, — давай-ка их обоих сюда. — И, приоткрыв дверь, велел дежурному красноармейцу:
— Кара Сакала ко мне и Юнуса из третьего взвода. Живо!
Прошло минут десять, и в дверь просунулось недоумевающее лицо дежурного:
— Нету их, — сказал он извиняющимся тоном. — Ни того, ни другого.
— Ты всюду смотрел? — вспылил Алексеев.
— Да что вы не верите, товарищ командир? — обиделся дежурный. — Часовой у ворот говорит: полчаса назад куда-то ускакал Кара Сакал, а потом вслед за ним — Юнус. Тоже верхом.
— Идите, — кивнул бойцу Алексеев и повернулся к Исмаилову: — Бери отделение и галопом за ними. Кто из нас прав — не в том суть. Сам понимаешь. Действуй. И Писта-мазар не забудь. Арестовать Каримбая.
Исмаилов не привык дважды выслушивать приказание. Через минуту за ворота крепости вылетела, вздымая пыль, разбудив сонную тишь дремлющих под знойным солнцем улиц, группа всадников. Впереди скакал комиссар Тулкун Исмаилов.
Маленький отряд сбился с ног, но нигде не попадались следы ни Кара Сакала, ни Юнуса. Комиссар опрашивал верных людей в окрестных кишлаках, бойцы обшарили все поле и тутовые рощи — нигде никого.
«Либо ушли в горы, либо — в Писта-мазар, — решил Исмаилов. — Но кто бежал, а кто преследовал? — Комиссар терялся в догадках. — Возможно, Кара Сакал решил провести единоличную разведку, найти украденное оружие? На него это похоже: и прежде один ходил. А Юнус хотел ему помешать? А может — все наоборот?»
— Стой! — приказал Исмаилов. Запыленные бойцы спешились и собрались вокруг комиссара. — Надо их найти, пока не стемнело, — сказал Исмаилов и быстро разбил отряд на группы, наметив каждой маршрут. — Сбор здесь, на этом месте, через три часа. Я с Туракуловым, — он подозвал пожилого бойца, — поеду в Писта-мазар. Оружие не применять. Брать обоих живыми. По коням!
Отряд рассыпался по долине. Топот стих. В дрожащем мареве едва заметной полоской вырисовывался кишлак Писта-мазар. Туда и направили своих коней комиссар и сопровождавший его боец.