Шарло Бантар
Шрифт:
Пестрота костюмов, шум голосов, суета, движение — всё это могло смутить и огорошить любого. У Кри-Кри, хоть он и привык к парижской сутолоке, разбегались глаза. Ему хотелось посмотреть и на колонну, для которой сегодня пробил последний час, и на запрудивших площадь защитников Коммуны.
Кого здесь только не было! И солдаты Национальной гвардии в форме, и добровольцы — рабочее население Парижа, и гарибальдийцы. [30] Последние были особенно живописны. Солнце обливало своими лучами их красные костюмы, ветер играл петушиными перьями на мягких шляпах. Их вооружение было разнообразно: ружья, карабины, сабли, тесаки…
30
Гарибальди
Вандомская площадь невелика по сравнению с другими парижскими площадями и имеет восьмиугольную форму. Посредине площади высилась колонна. В этот день она походила на мачту большого корабля — так она была вся опутана канатами и блоками.
Сложные подготовительные работы к свержению колонны наконец закончились. Насыпь из земли, мусора и соломы в пять метров вышиной и десять шириной начиналась на расстоянии пятнадцати метров от цоколя. Слой песка покрывал ту часть подстилки, на которую должен был прийтись — самый сильный удар падающего памятника. Колонну прорезали наискось с двух сторон.
На возвышенности Нев-Пти-Шан был установлен ворот, прочно прикреплённый к земле. От него шёл к колонне толстый канат, охвативший кольцом её верхушку.
Кри-Кри очень хотелось подойти ближе и хорошенько рассмотреть отдельные детали памятника, который Наполеон отлил из тысячи двухсот неприятельских орудий. Но вокруг настила стояли ряды национальных гвардейцев; они не допускали никого подходить близко во избежание несчастного случая, возможного в ту минуту, когда сооружение будет падать.
Теперь Кри-Кри сожалел, что прежде, бывая столько раз на Вандомской площади, не удосужился разглядеть как следует бронзовую обшивку колонны. На бронзе, которая спиралью обвивала монумент, были изображены различные эпизоды наполеоновских войн.
Не только Кри-Кри, но многие присутствующие осаждали гвардейцев, желая подойти к колонне. Однако стража была неумолима.
Внезапно, при общей тишине, в воздухе разнеслись слова:
…О, если бы возможно было Собрать всю кровь, пролитую тобой, Она бы площадь всю Вандомскую залила И с ней — чудовище с златою головой..Кри-Кри узнал голос Виктора Лиможа. Поэт стоял невдалеке и смотрел на статую Бонапарта. Все молча повернули голову в его сторону. В глазах у многих можно было прочесть одобрение поэту, который сумел так хорошо выразить в эту минуту мысли и чувства парижан.
Напряжение толпы дошло до крайнего предела, когда наконец резкий свисток оповестил о наступлении торжественной минуты.
Сигнал подал морской капитан. Тотчас полковник Национальной гвардии в красном кепи с золотыми галунами взобрался на верхушку колонны и при криках толпы: «Да здравствует Коммуна!» — разорвал трёхцветное знамя, которое повесили там накануне.
Вслед за тем, по знаку того же морского капитана, несколько национальных гвардейцев и моряков направились к вороту. Послышался призывный звук рогов, и канат, который солдаты накручивали на ворот, стал медленно натягиваться.
Все взгляды устремились
Бронзовый император, казалось, стоял так прочно на своём массивном постаменте, что его никак нельзя было поколебать.
Вдруг кто-то крикнул:
— Смотрите! Она падает!
Толпа замерла. Памятник покачнулся. Но в ту же минуту раздался сильный треск, похожий на взрыв. Натяжение каната ослабло, и колонна снова стояла неподвижно. Взгляды всех обратились туда, где вокруг ворота суетились люди. Два национальных гвардейца укладывали на носилки своего товарища. Нельзя было разобрать, ранен он или мёртв.
Ропот, возгласы возмущения неслись со всех сторон.
— Предательство! — кричали одни.
— Это дело рук версальских шпионов, не иначе! — возмущались другие.
— Довольно церемониться с врагами!
Звуки рога призвали толпу к спокойствию. На высокую насыпь поднялся инженер Абади и сказал:
— Подосланный Тьером негодяй вывел из строя ворот. Осколком убит национальный гвардеец Гюстав Питу. — Абади снял кепи, и все мужчины на площади обнажили голову. — Но недолго будет торжествовать враг, — продолжал Абади. — Через два часа ненавистный нам памятник всё же рухнет и бронзовый император будет валяться среди мусора.
Громом аплодисментов ответила толпа на слова инженера, которого минутой раньше готова была заподозрить в измене.
Второй, запасной, ворот был предусмотрительно приготовлен инженером заранее и находился неподалёку от площади. Абади приказал перенести его и сам принял участие в его установке. Вскоре новый ворот стоял на месте, а ровно в четыре часа всё было снова готово к свержению колонны.
Раздался сигнал. Но теперь толпа следила за канатом с некоторым недоверием и тревогой. Беспокоило даже лёгкое поскрипывание колёс и вала, на который наматывался канат. Но вот наконец памятник закачался и стал медленно наклоняться. Ещё секунда — и бронзовая громада заколебалась, наклонилась и, развалившись в воздухе на три части, рухнула. Земля содрогнулась при её падении. Голова деспота покатилась по мусору к ногам толпы. Оглушительный треск прозвучал как ответ на грохот версальских орудий, которые в этот день не замолкали ни на минуту: Тьер пытался помешать Парижу исполнить над тираном народный приговор.
Громкие крики торжествующей толпы слились с бурными звуками «Марсельезы», которую заиграли полковые оркестры.
Несколько человек из передних рядов подбежали к развалинам и водрузили на уцелевшем пьедестале красные знамёна.
Теперь ничто больше не сдерживало напора толпы. Все бросились подбирать мелкие осколки. Каждый хотел взять в руки и рассмотреть то, что было ещё недавно пресловутым Вандомским памятником.
Кри-Кри, конечно, не отставал от других. Забыв о дяде Жозефе, он пустился на поиски какого-нибудь любопытного кусочка бронзы, чтобы отнести его на память Мари, раз она не могла сама здесь присутствовать.
Ему посчастливилось: он нашёл кусок лаврового венка Наполеона, блестевший, как чистое золото. Кри-Кри подобрал его и спрятал в карман.
Стоявшие тут же два мальчугана, добыча которых была менее богата, тотчас предложили Кри-Кри обменять его драгоценность на куски бронзовой обшивки; в придачу один из них обещал пять су. Денег, конечно, у Шарло никогда не бывало. Он почесал в затылке, раздумывая, не согласиться ли ему на мену. На пять су он мог бы купить для Мари горячего картофеля или жареных каштанов… Но потом он всё же решил, что Мари будет приятно получить кусочек императорского лавра.