Шарон Крич. Отличный шанс
Шрифт:
Грейс дала мне копию своего рождественского письма, чтобы послать тебе, так как ей лень самой идти на почту и покупать там марки, но я тебе его не пошлю, потому что она круглый год ничего не делает, кроме своего тушеного мяса, и хоть она очень старается, Бог видит, что старается, все равно ее тушеное мясо даже не слишком хорошее.
Надеюсь, люди в Швейцарии празднуют Рождество, и ты тоже как следует повеселишься, хоть и не приедешь домой, что очень плохо.
Посылаю тебе сорок две бочки поцелуев от себя, твоей самой лучшей тети
Тилли”.
21. Libero
Автобус из Лугано пересек перевал Жюльер, а оттуда направился в Санкт-Мориц. Солнце, отражавшееся от вздымающихся по сторонам мчащегося автобуса трехметровых снежных вихрей, было таким ярким и пронзительным, что глазам больно. Так хотелось неотрывно смотреть на эти белые-белые горы и долины, но на глаза невольно наворачивались слезы и приходилось опускать взгляд на темный пол автобуса, чтобы зрение восстановилось.
Отель “Лаудинелла” располагался в низком месте долины Санкт-Мориц, между трассами для новичков и лыжников среднего уровня, к которым вела канатная дорога Signalbahn, и высокими склонами гор Корвилья и Пиц-Наир с установленным на них фуникулером. Низкие домики Санкт-Морица окружали замерзшее озеро, а за ними кольцом возвышались укутанные снегом горы.
Я с дядей Максом, тетей Сэнди и другими преподавателями приехала из Лугано на день раньше учеников. Мне давали разные поручения, и я помогала размещать школьный офис на первом этаже отеля “Лаудинелла”, проверять комнаты, чтобы убедиться в их готовности к приему двухсот подростков, которые как снег на голову вот-вот свалятся на гостиницу.
Дядя Макс и тетя Сэнди поднимались на трассы, чтобы встретиться со швейцарскими инструкторами и еще раз обсудить содержание горнолыжных уроков, которые начнутся на следующий день. На первом уроке учащиеся и преподаватели будут распределены в зависимости от навыков и способностей в смешанные (и ученики, и учителя) группы.
Вернувшись в отель, тетя Сэнди немедленно направилась в импровизированный школьный офис. На ней был красный лыжный костюм, лицо разрумянилось от холода и ветра.
– Динни!
– воскликнула она.
– Ты должна пойти туда со мной! Ты не поверишь! Оттуда все видно на многие километры вокруг. Там ты - на вершине мира! Здесь так замечательно!
Дядя Макс не разделял ее восторга. Он только что узнал от школьной медсестры, что во время прошлогоднего лыжного сезона двенадцать учеников получили травмы.
– Двенадцать?
– переспросил дядя Макс.
– Двенадцать?!
– Травмы не слишком серьезные, - поспешила успокоить его медсестра.
– Некоторые ребята только большие пальцы сломали, знаете ли. Рано или поздно все падают на большие пальцы.
– А остальные?
– осведомился дядя Макс.
– О, ничего особенного. Ноги, знаете ли. Пара рук. И только два действительно серьезных случая: множественные переломы - и ног, и рук. У них здесь есть хорошая больница. Они здесь уже привыкли к переломам.
– Ты сможешь расслабиться в такой обстановке, как маешь?
– спросила тетя Сэнди дядю Макса.
Тот тяжело опустился на стул.
– Не знаю. Переместить целую школу в гостиницу? потом, только представь себе двести детей, несутся вниз с горы! С подобным я еще никогда не сталкивался…
Я не отходила от факсимильного аппарата. Из него непрерывно выползала и скручивалась в рулон полоса бумаги. Авиарейс из Токио задерживался на день. Нильс и Ханс застряли в аэропорту Амстердама. Фади заболел и приедет только через неделю. Потерявшиеся в пути чемоданы Педро нашлись и скоро будут доставлены.
– Есть что-нибудь от Лайлы?
– спросила я школьную секретаршу.
– От Лайлы-Пистолета?
– переспросила она.
– Нет, от Лайлы-Пистолета ничего нет.
Наконец, первый автобус со школьниками подъехал к отелю “Лаудинелла”. Едва открылись его двери, послышался топот ног и громкие голоса ребят.
– Приготовься, - сказала тетя Сэнди дяде Максу, - они идут…
Сумки и лыжи выгрузили из автобуса в одну кучу. Ребята, толкая друг друга, разбирали свои вещи и с грохотом проходили внутрь, чтобы затем разойтись по отведенным для них комнатам.
– Привет, Динни!
– выкрикнул Кейсуки.
За ним следовала Белен.
– Динни! Мы приехали!
В беспорядочной суете слышались возгласы:
– Густав! Сюда! Мы вместе с Марко и Файсалом!
– Сонал! Сонал! Ты со мной!
– Где Пауло? Ты не видел Пауло?
– Герардо! Иди сюда! Мы с Ёйчи и Тимом!
– Надя! Келли! Давайте с нами!
А вот и Гутри со своей широкой улыбкой на лице.
– Привет, Динни!
– позвал он.
– Ты не поможешь мне дотащить? Слушай, как здесь здорово-то! Как тебе здесь нравится? Я жду не дождусь попасть на гору! Вот будет классно! Увидишь, это будет такое самое лучшее время за всю жизнь! Привет, Кейсуки! Иди сюда! Ты со мной…
– Лайлу видел?
– спросила я Гутри.
– Кого? Лайлу? Нет, не видел. Может быть, она на другом автобусе. Ого! Мы должны забраться на ту гору. Где твои лыжи?
– Я не умею кататься, - сказала я.
– Что? Ты никогда с горки не каталась? Не бойся, научишься! Мы с тобой поднимемся на самую верхушку, а потом - вж-жик!
– вниз. Все равно, поехали с нами, побудешь, пока мы пару раз скатимся.
– Но…
– Знаешь, там, на полпути, есть кафешка, можешь посидеть в ней и понаблюдать.
– Может, мне лучше здесь побыть и подождать Лайлу?
Вмешался Кейсуки:
– Ну нет, ты идти на гору. Ты идти с нами.
Гутри сунул мне свою куртку.
– У тебя очки есть какие-нибудь? Солнце там очень яркое.
На улице стоял пронзительный холод, но все вокруг заливало ослепительное солнечное сияние, отражавшееся от ослепительно белого снега, и если постоянно двигаться и держаться лицом к солнцу, а еще натянуть вязаную шапочку на уши, а поднятый воротник плотно прижать к шее, то можно заставить себя почувствовать более или менее в тепле под всеми слоями одежды, в которую я была упакована. Гутри и Кейсуки шли впереди мимо домиков к подножию холма, где было видно, как Signalbahn возносил лыжников высоко в воздух либо плавно опускал вниз к посадочной платформе.