Шарон Крич. Отличный шанс
Шрифт:
Я была вся опутана веревками и прикована цепями к стене, и я лягалась и боролась, пытаясь освободиться. Я не собиралась сдаваться! Я стремилась к свободе, во что бы то ни стало!
Мимо темницы, в которую меня заточили, проследовала, как на экскурсии, группа школьников. Они показывали на меня пальцами и говорили: “Смотрите, какая интересная!”
Это заставило меня бороться еще сильнее. Я была чемпионом среди борцов.
Когда я проснулась, одеяло и простыня были все скомканы, а подушка валялась на полу у противоположной
18. Известие
Зимние каникулы должны были начаться в середине декабря. Чем ближе было окончание занятий, тем больше ученики нашей школы мечтали о домашней еде и встрече со своими родителями. А еще всем хотелось поскорее поехать в Санкт-Мориц кататься на лыжах. Эта поездка была намечена на первые дни после каникул, когда все вернутся в школу.
В январе учащиеся вновь соберутся в кампусе, заполнят автобусы, отправляющиеся в Санкт-Мориц, и уедут на целых две недели. Там, на горнолыжном курорте, они будут целыми днями учиться кататься на лыжах, а академические занятия займут лишь несколько часов. Гутри и другие школьники, которые после каникул возвращались в Швейцарию, сразу назвали это событие главным в предстоящем году.
– Fantastico!
– радовался Гутри.
– Meraviglioso!* Динамит!
______________
* Чудесно! (Итал.)
Меня же ничего не радовало. Я не могла поехать домой на Рождество, потому что билеты стоили слишком дорого. К этому времени от мамы пришло всего лишь шесть писем, и ни одного - от Стеллы, Крика или отца. В один из конвертов были вложены фотографии Стеллы и ее ребенка. Мою сестру на них совершенно не узнать: волосы коротко острижены, лицо осунулось. Я поймала себя на том, что разговариваю со Стеллой на фотографии, как с живой: “Это ты, Стелла?
– и пальцами касаюсь лица ребенка.
– Как ты себя чувствуешь, малыш?” У малыша есть имя, Майкл, но такую крошку просто странно называть взрослым именем, поэтому я говорю ему “малыш”, просто “малыш”.
Однажды вечером, в начале декабря, когда мы с Лайлой возвращались из библиотеки, она сказала:
– Думаю, тебе следует знать, что я сюда не вернусь.
Налетевший на нас внезапный порыв ветра толкнул меня прямо в лицо, словно хотел опрокинуть и унести вниз по склону холма.
– Не вернешься?
– переспросила я.
– После Рождества. Не вернусь.
– Лайла натянула на лицо свой шарф, ветер подхватил его концы и хлестнул ими меня по затылку.
– Но… Но… - Я ухватилась за рукав ее пальто.
– Подожди…
– Я просто подумала, что тебе следует знать, - сказала Лайла.
Над нашими головами со стуком раскачивались голые ветки.
– Этого не может быть. Ты вернешься!
– Я все здесь ненавижу, - сказала Лайла.
– Это неправда!
На тропинке валялась чья-то тетрадь, и ветер трепал ее страницы.
– Правда! Никогда не говори вместо меня о том, что я чувствую, - сказала Лайла.
– Это ужасное место. Я такой человек, которому весьма не безразлично, в каком месте он живет.
Дома я нашла дядю Макса у него в кабинете, склонившимся над очередным приказом по школе.
– Лайла не вернется, - выпалила я прямо с порога.
– Она здесь все ненавидит.
– Она забрала документы?
– спросил дядя Макс.
– Нет еще, только собирается. Вы что-нибудь предпримете?
– У меня нет никакой информации от ее родителей на этот счет.
– Может быть, они еще не знают, - предположила я.
– Но Лайла их обязательно уговорит. Вы должны…
– Динни, знаешь, как много ребят заявляют то же самое к концу первого семестра! Такое происходило неоднократно.
– Но она здесь все ненавидит…
– А когда приедет домой, - возразил дядя Макс, - то поймет, что все эти месяцы она идеализировала и место, и людей, которых не видела столько времени, и что на самом деле все не так, как она себе воображала. Все вокруг будут считать и ожидать от нее, что она по-прежнему такая же, как раньше, но ведь и Лайла тоже изменилась. И в итоге она начнет вспоминать школу и поймет, что не все здесь так уж плохо, а наоборот, было много приятного для нее. И она…
В дверях возникла тетя Сэнди.
– Эту девочку нужно просто встряхнуть как следует, и я могла бы сделать ей такое одолжение!
Конечно, было бы большой смелостью предположить, что Лайла изменит свое решение. И когда я еще раз попыталась поговорить с ней об этом, она была категорична:
– Все решено!
– отрезала она.
– И разговоров быть не может.
Тогда я попросила Гутри повлиять на нее.
– Я?
– удивился Гутри.
– Каким образом?
– Не знаю. Она тебя слушает. Скажи ей, чтобы возвращалась обратно.
– Почему это так важно для тебя?
– спросил Гутри.
– Потому что… Потому что… - Хороший вопрос. Лайла действительно могла иногда действовать на нервы, но она - моя подруга, и мысль о разлуке с ней была для меня невыносимой. Мне вспомнилось, как ужасно я чувствовала себя каждый раз, когда приходилось покидать место, к которому только что привыкла.
– Потому что, потому, Гутри. Просто скажи ей, что она должна вернуться.
Гутри рассмеялся:
– Это не совсем в моем стиле, Динни. Я не очень-то умею указывать людям, что им делать.
– Поговори с ней, о’кей?
– Ecco!
– опять рассмеялся он.
– Я поговорю с Пистолетом!
После этого мне пришлось еще несколько дней добиваться от Гутри результата.
– Ты уже говорил с ней? Да или нет?
– С кем?
– делал он невинное лицо.
– Сам знаешь с кем - с Лайлой.
– Ах, да, с Пистолетом! Да, я говорил с ней.
– Ты сказал ей, что она должна вернуться?
– продолжала я.
– Нет.
– Почему?
Гутри только улыбался.
– Мы обычно разговариваем о других вещах. Я еще не дошел до того, чтобы приказывать ей, как в армии.