Шарон Крич. Отличный шанс
Шрифт:
– Ты всерьез говорила о том, что хочешь следовать за Гутри?
– поинтересовался он.
– Ну, не знаю… Мне хотелось бы быть в курсе того, как он живет, чем занимается - следовать, но незаметно, понимаете, вроде как муха на стене.
– М-м, - протянул он.
– Что ж, Гутри действительно интересный человек, и следовать за ним было бы интересно, не так ли?
Я подумала о том, как я, моя мама, Крик и Стелла следовали за отцом из города в город и сколько интересного происходило во время этих переездов. А потом посмотрела на стоявших рядом дядю Макса и миссис Стирлинг и подумала, что оба этих человека, а также мой отец и Гутри обладали одним и тем же качеством: все они умели так идти по жизни, что хотелось следовать за ними и видеть мир таким же, каким они видели его.
На следующее утро я проснулась под звуки дождя, постукивающего по стеклам моего окна, и монотонное бормотание дяди Макса. Он заперся в ванной комнате и репетировал свою речь на предстоящей выпускной церемонии старшеклассников. На вешалке за дверью висели мои юбка и блейзер, а на полу под ними стояли мои ботинки, начищенные до блеска, но не мной. Очевидно, это было дело рук дяди Макса. Он обожал чистить ботинки, особенно когда находился в напряженном состоянии. Говорил, что чистка ботинок способствует снятию стресса.
В дверях моей комнаты появилась тетя Сэнди. Она была в халате, а в руках держала два своих платья и костюм.
– Так, Динни, пора! Andiamo! Пошли!
– Она выставила перед собой одежду, словно на выбор.
– Что бы ты посоветовала?
– спросила она.
– Только выбери то, что меньше всего нуждается в глажке, о’кей?
Тетя Сэнди плюхнулась на край моей кровати и стала гладить мою ногу.
– О, Динни! Я знаю, что до твоего отъезда осталось всего несколько дней, и я должна говорить что-то мудрое и значительное, но у меня голова забита всякой чепухой: что надеть, как бы не опоздать, как сделать, чтобы Макс расслабился. Мне невыносима сама мысль, что ты нас покидаешь. Хочется запереть тебя в шкаф и никуда оттуда не выпускать.
Она достала из кармана почтовую открытку.
– Вот, только что принес почтальон, - сказала она. Потом наклонилась и поцеловала меня.
– Поговорим еще завтра.
Открытка была от мамы. В ней она. сообщала их очередной новый адрес. Две недели назад мама позвонила и предупредила о предстоящем переезде. Она беспокоилась, как бы мне не забронировали уже билет на самолет (еще не забронировали) и я не оказалась бы в Нью-Мексико, откуда они к тому времени уедут. Отец перевозил их обратно в Байбэнкс, штат Кентукки, где я родилась и где до сих пор жили тетя Тилли и тетя Грейс. Отец выхватил у матери трубку и выкрикнул: “Это отличный шанс, Динни! Вот увидишь!”
Пока я лежала на кровати и изучала открытку с нашим новым адресом, зазвонил телефон.
– Спорим, что это миссис Стирлинг?
– спросила тетя Сэнди.
– Она хочет знать, установлен ли навес над кампусом и приготовлены ли зонты!
Дядя Макс крикнул из ванной комнаты:
– Скажи, что зонты приготовлены!
Тетя Сэнди ушла в свою спальню, чтобы там взять трубку.
– Да, установлен, - услышала я.
– Да, приготовлены. Но, может быть, дождик закончится.
И словно тоже услышав ее слова, солнечные лучи брызнули из-за туч. Колокола церкви Святого Аббондио отчетливо отсчитали время - девять часов. Из окна я увидела белый навес над кампусом. Из-за верхушек деревьев виднелась сложенная из камня церковь Святого Аббондио с высокой, изящной звонницей. Я вспомнила тот день, когда прогуливалась по церковному двору и впервые встретила там Лайлу.
Мысль о Лайле напомнила мне, что тетя Сэнди так и не рассказала о моей подруге, о ее семейных проблемах, хотя события, связанные с лавиной, на многое открывали глаза. Может быть, Лайла когда-нибудь сама мне расскажет. Возможно, существовали серьезные причины, почему Лайла такая, какая есть.
Еще дальше и ниже расположилось озеро Лугано, такое спокойное, такое серебристое. Однако странная перемена света в воздухе через мгновение придала ему сначала металлический оттенок, а затем серо-голубой. Слева возвышалась гора Бре, уже без своей снежной шапки, а справа - гора Сан-Сальваторе с мигающим красным огоньком на вершине. По ее склону карабкался фуникулер, маленький красный поезд-ящерица. Он забирался все выше и выше, и я вспомнила, как мы с Гутри поднимались на гору и стояли там, словно на вершине мира.
Я обернулась и посмотрела на дорожку, ведущую вверх на Монтаньолу, на дом, где когда-то жил Герман Гессе, вспомнила капучино, которое мы пили в деревне вместе с Лайлой, Гутри, Кейсуки, Белен и Мари, и как мы иногда обдумывали наше домашнее задание, сидя за столиками, вынесенными на улицу возле кафе, а бродячие кошки терлись у наших ног. А вон, на склоне между нашим домом и Монтаньолой, стоит скамейка красного цвета, на которой я иногда выслушивала жалобы Лайлы и рассказы Гутри.
В эту минуту я окончательно полюбила Швейцарию. Я любила ее всем своим существом, каждым волоском на моей голове, каждой ресничкой и клеточкой моего тела. Я вдруг почувствовала, что это - мой дом, что я совершенно перестала быть здесь чужой. Зато теперь мне казалось, что я похожа на улитку, у которой домик всегда с собой, на спине, и она перетаскивает его с места на место. Я вспомнила, как везде, где бы мне ни приходилось жить, я ходила на рыбалку, и тогда мне пришло в голову, что, может быть, я не только таскаю за собой свой дом, но и всех близких мне людей тоже? Если это так, то я могу увезти с собой, когда уеду, и Швейцарию, и Гутри, и Лайлу, и тетю Сэнди, и дядю Макса, и Кейсуки, и Белен, и Мари, и всех-всех.
45. Ciao!
Выпускная церемония старшеклассников прошла, словно в замедленном фильме. Я чувствовала себя дублером, статистом, который никак не мог дождаться команды режиссера включиться в съемку. Мне все время хотелось вскочить и крикнуть: “Стоп! Подождите! Перемотайте пленку обратно, на начало!” А под началом я подразумевала сентябрь.
Дождь давно перестал, над кампусом висела туманная бледная дымка. Старшеклассники, одетые в темные костюмы, шли парами со старшеклассницами в белых платьях, каждая из которых держала букет розовых роз. Они торжественно проследовали под навес, оставляя за собой темные полосы на все еще сырой траве.
– Похоже на массовое бракосочетание, правда?
– заметил Гутри и взял меня за руку.
Пары, явно нервничая, расселись на стульях, рядами установленных перед помостом, похожим на сцену. На помост вышли и тоже сели дядя Макс, миссис Стирлинг и американский посол, которому предстояло сказать напутственную речь. Среди аудитории находились также учителя, младшие школьники, мамы и папы, бабушки и дедушки. Публика то и дело подносила к лицу свои фотоаппараты и видеокамеры.
Я все время думала о значении этих двух слов: “окончание” и “выпуск”. Их сегодня употребляли чаще всего, причем в одинаковом смысле. “Окончание” звучало как конец чего-то, а “выпуск”, наоборот, как начало. Мне подумалось, что сегодня нужны оба этих слова, а не то или другое в отдельности, поскольку и в самом деле сегодня наступил конец чему-то и в то же время - начало чего-то другого.
Церемония началась с молитвы, затем выступил с речью посол, а за ним - дядя Макс, который вручил дипломы. Я ничего не поняла из их выступлений, потому что не могла сосредоточиться. Все, что я слышала - это шорох длинных платьев, громкий звон колоколов церкви Святого Аббондио, щебетание птиц в кронах деревьев, между которыми был установлен навес.
Присутствующие исполнили национальные гимны США и Швейцарии, миссис Стирлинг прочитала заключительную молитву, старшеклассники дружно издали радостный вопль, и одна за другой пары переместились на террасу, где был накрыт праздничный ланч. Все стали угощаться семгой, креветками, жареной индейкой, ростбифом, разными салатами, свежей клубникой и авокадо. Воздух наполнился смехом и веселыми возгласами.