Шарон Крич. Отличный шанс
Шрифт:
Потом настала очередь Белен, которая спела испанскую песню о дружбе. Я до сих пор не знала, что она обладает таким замечательным певческим талантом, таким низким, звучным и уверенным голосом. Казалось, он заполнил все пространство в помещении.
Следующим выступающим был Кейсуки. По его словам, здесь он понял, что все восхожно, и что он будет очень скучать по своим друзьям (в этом месте Белен расплакалась), и что завтра мы все “полетим в стороны” и, может быть, “никогда нас не видеть в одной точке опять”.
Учителя, казалось, весь вечер изучали наши лица, словно старались запомнить их. Возможно, в их памяти всплыло то, как мы выглядели и вели себя, когда впервые приехали сюда, и теперь они видели, как мы изменились с тех пор. Может быть, они пытались предположить, какими мы станем в будущем. Я тоже всех разглядывала и думала об этом, особенно о том, что из нас получится. Жалко, что у меня не было волшебного хрустального шара, а то бы я посмотрела в него и увидела, какие мы будем через десять, двадцать, тридцать лет…
Настала очередь Гутри произносить речь. Сначала он прочитал стихотворение Роберта Фроста о развилке на дороге в желтом лесу. Человек останавливается на развилке и смотрит в обоих направлениях, потом выбирает путь, который кажется ему наименее протоптанным, но не знает точно, так ли это на самом деле. Единственное, в чем он уверен, что когда-нибудь, годы и годы спустя, вспомнит, как однажды остановился на развилке в лесу и сделал свой главный в жизни выбор.
Гутри сказал, что не знает, на самом ли деле дорога предопределяет судьбу человека, или он только думает, что это так.
– Год, два или три назад, - продолжал Гутри, - каждый из нас стоял посреди собственного желтого леса, и все мы выбрали дорогу именно в эту школу. Помните?
Я вспомнила городок на холме в Нью-Мексико, Стеллу, у которой начались роды, дядю Макса и тетю Сэнди, “похищающих” меня. Я могла бы сопротивляться. Я могла бы убежать от них. Может быть, у меня был выбор, в конце концов.
– Мы сделали свой выбор, - говорил между тем Гутри, - и он стал главным для нас. Не знаю, был ли этот путь более трудным или менее протоптанным… Иногда мне кажется, что он слишком привилегированный! Как бы то ни было, мы выбрали эту дорогу, и она привела нас сюда, собрала в одном месте.
Я вспомнила Лайлу и подумала, что ей тоже следовало бы быть здесь, с нами, и слушать выступление Гутри. Интересно, где она сейчас и что чувствует?
– Посмотрите друг на друга!
– сказал Гутри.
– Мы снова там, в лесу, и вновь перед каждым из нас развилка на дороге. В каком направлении мы пойдем? Удастся ли нам снова встретиться? Вот Динни, - он махнул рукой в мою сторону, - возвращается обратно в Америку. Кейсуки выбирает дорогу в Осаку. Белен - в Барселону. Мари - в Рим.
– Он продолжал называть по имени каждого из сорока учеников нашего класса.
– Я?
– сказал он наконец.
– Я тоже возвращаюсь в Америку.
– Он сделал паузу и взглянул на своего отца.
– Но, может быть, я снова приеду сюда. Может быть.
Еще Гутри сказал, чтобы мы не торопились идти по своим дорогам, а хотя бы ненадолго остановились и вернулись обратно к тому месту в желтом лесу, где мы свернули на этот путь, к этой школе.
– Это стало и по-прежнему будет оставаться главным выбором, потому что мы и в дальнейшем будем испытывать влияние друг друга на наши жизни. Сейчас трудно угадать, каким окажется это влияние, но есть что-то в самом воздухе данного желтого леса - здесь, в Швейцарии, по которому мы бродили и бегали и на лыжах прошли вдоль и поперек, - что говорит мне: где бы мы ни очутились, мы всегда будем нести с собой частичку друг друга, частичку Швейцарии. Обязательно! Fantastica!
Когда все зааплодировали, кто-то (думаю, это был Кейсуки) начал скандировать, и вскоре все присутствующие присоединились к общему хору:
– Viva! Viva! Viva!
44. Перемена света
После банкета все учителя направились по крутому склону холма в дом к дяде Максу. Мне тоже разрешили пригласить несколько друзей. Это была наша последняя возможность побыть вместе в неформальной обстановке, потому что завтра церемония выпуска старшеклассников будет гораздо более официальной и серьезной, а после нее все быстро разъедутся по аэропортам и железнодорожным вокзалам, чтобы оттуда отправиться по домам, и многие уже не вернутся.
Время словно давило на нас, и как отглаженная одежда неизбежно мялась к концу вечера, так и наши эмоции постепенно теряли торжественность и неспешность. Я вдруг поймала себя на том, что как-то торопливо пожимаю протянутые мне руки, сожалея, что это конец, и переживая из-за того, что, может быть, уже никогда не увижу этих ребят. И вглядываясь в их лица, я вспоминала, с кем вместе ездила на экскурсии, занималась, каталась на лыжах, ходила в походы, с кем делила радости и беды.
Если бы я стала рассказывать все, что знала почти о каждом ученике моего класса и о многих из старших и младших классов, присутствующие просто удивились бы. Но когда той ночью я стояла посреди многолюдной сутолоки, которая образовалась в нашем доме, мне казалось самым удивительным то, что, несмотря на различия в национальностях, языках, культуре и обычаях, у нас было гораздо больше общего, чем несхожего. Я даже зауважала себя за такое взрослое и мудрое наблюдение и решила позже записать его. Но утром оно уже не казалось столь глубоким и впечатляющим, как прошедшей ночью.
Кейсуки признался мне, что ему хотелось бы следовать за Белен по выбранной ею дороге через желтый лес. Тогда я призналась Кейсуки, что мне хотелось бы следовать за Гутри по его дороге.
Миссис Стирлинг вмешалась в наш обмен исповедями, беря с блюда клубничину.
– Что это за разговоры о следовании? Вы не должны ни за кем следовать! Мы не для того наполняли вас всем этим… - и она сделала широкий жест рукой в сторону открытого балкона, через который были видны горы, - всеми этими восхожестями, чтобы вы ограничивались следованием!
Дядя Макс тоже присоединился к беседе.
– Вообще-то нам нужны последователи. Мне кажется, лучше разумно следовать за кем-то, чем бездумно вести за собой!
– сказал он.
Кейсуки оживился.
– О’кей, хорошо! Тогда Белен может следовать за мной! Мой есть бульдозер прокладывать дорога, мой есть… - И он стал маршировать по комнате, выбросив перед собой руку, словно предводитель невидимой армии.
Миссис Стирлинг поцеловала меня в щеку, оставив яркий отпечаток губной помады, и переместилась к другой группе гостей. Дядя Макс отпил вина из своего бокала.