Шаукар
Шрифт:
— Верно. Улычен тоже знает об этом. И о том, что я называл волчонка Жолдас.
— Так разве больше никто об этом не знал? В Шоносаре не видели твоего волчонка?
— Видели, знали. Но была одна вещь, о которой я рассказывал только Ихсану и Мардану, а, как ты знаешь, их давно нет в живых.
— И что же это?
— Когда я вытаскивал лапу волчонка из капкана, то увидел медведя. Я испугался, ведь страшнее медведя в наших лесах зверя поди сыщи. Но и волчонка бросать не хотелось. Я мог бы забраться на дерево или упасть и притвориться мёртвым, но вместо этого я поднялся, заслонил волчонка собой, достал лук, стрелу, направил на медведя и стал ждать. Глупое ребячество, как будто стрелой можно навредить медведю. Зверь подошёл совсем близко, но почему-то развернулся и ушёл. Я не рассказывал об этом случае ни отцу, ни Сабире, ни даже сестре. Только Мардану и Ихсану. Но Улычен знает об этом. Он говорит, что тогда меня спас небесный волк.
— Таш, но Мардан и Ихсан могли кому-то об этом проболтаться, разве нет?
— Сомневаюсь, но… да. Может быть. Есть кое-что ещё.
— Что ещё?
— Наш с тобой сон.
— У волчьего камня? — догадался Юрген.
— Да, — кивнул Оташ. — О нём я говорил только тебе и Сагдаю. Я уверен, что Сагдай никому не сказал об этом. Ты с кем-то делился?
— Нет, конечно. Только с тобой.
— Улычен знает о том, что нам приснилось. Каким же образом? Эне, тебе придётся поверить ему, как и я поверил.
— Хорошо, — ответил Шу, — я понимаю. Я поверю.
— Знал, что ты поймёшь, — с этими словами Оташ обнял его.
— И что дальше? — спросил Юрген. — Чего он хочет?
— Помочь нам.
— Замечательно, — изобразил улыбку Шу.
— Я соберу министров завтра с утра, а сейчас нам нужно отдохнуть с дороги.
— Конечно, Таш. Я сам хочу помыться и выпить вина.
Вместо купален Юрген направился к Омари и проговорил:
— У нас проблемы.
— Только не говори, что шоно поверил самозванцу, — ответил амма.
— Увы. Я сделал вид, что тоже верю, но надо что-то делать.
— Каким же образом этот парень убедил Оташа?
— Он рассказал ему о паре вещей, о которых никто не знает. Одна история довольно сомнительная, потому что о ней было известно двум друзьям детства Оташа. Они хоть и погибли давно, но могли ведь до этого успеть кому-то рассказать. Со второй историей сложнее. Оташ говорил об этом только Сагдаю, а я… — Юрген вздохнул.
— Ты кому-то проболтался? — догадался Омари.
— Да. Но я уверен, что она никому не могла ничего рассказать.
— Она? Женщина? Ты проболтался своей любовнице?
— Нет! Дурной ты крокодил. Не любовница она мне.
— Тогда я не понимаю. Как можно о чём-то проболтаться женщине, если ты с ней не спишь?
— Представь себе можно, если ты относишься к ней как… как к матери. Но если Оташ узнает, то он меня убьёт.
— Я догадываюсь, о ком ты говоришь. Так ты в самом деле уверен, что она не могла никому рассказать?
— Уверен.
— Тогда мы с тобой должны признать, что самозванец вовсе не самозванец, а сын небесного волка. Пойдём строить ему храм. Или что там у вас принято?
— Нет. Я думаю, что мне самому надо с ним пообщаться. Сделаю вид, что верю. Может, он мне тоже что-то расскажет?
— Ты норт, он за тебя не отвечает, — усмехнулся Омари.
— Поговорить всё равно придётся.
— Поговори. Главное — узнай о его планах. Нет, я, конечно, догадываюсь, что он хочет править Шоносаром через Оташа, но ему это будет сделать трудновато при наличии тебя рядом.
— Но если я тоже ему поверю?
— Тогда всё прекрасно, но доказать, что он самозванец, будет невозможно.
— Тут ты прав, — вздохнул Юрген. — Мне придётся показать ему свои сомнения.
— Лично я изображу, что тоже поверил, потому что хочу остаться во дворце, — сказал Омари. — Мне только очередного изгнания сейчас не хватает.
— Хорошо, — кивнул Шу. — А я поговорю с ним, а потом ещё и с Нараном.
— Кстати, да. Он какой-то пришибленный последние дни.
Улычена Юрген нашёл в выделенных для него гостевых покоях. Сабира была права, и он был молод, возможно, даже моложе самого Шу. Внешне Улычен был обычным сарби, с высокими скулами и чуть раскосыми глазами, в которых читалась уверенность в себе. Его длинные тёмные волосы были собраны в хвост, перетянутый шнурком. Увидев визиря, Улычен улыбнулся.
— Я ждал тебя, — проговорил он.
— Мне трудно верить тебе, — ответил Юрген. — Слишком многие пытались обмануть великого шоно.
— Понимаю, белый брат. Но я не лгу. И я не выбирал, кем мне стать. Моя мать перед смертью открыла мне тайну моего рождения, и тогда я понял, что мне нужно делать дальше.
— Убеди меня.
— Я не должен этого делать, белый брат, потому что моя совесть чиста, — ответил Улычен.
— Тогда и я не должен верить тебе. И моя совесть также чиста, — возразил Юрген.
— У человека, столько раз обманывавшего великого шоно, не может быть чистой совести.
— Не тебе судить.
— Может, как раз и мне?
— Чего ты добиваешься?
— Справедливости.
— И какая она, твоя справедливость?
— Великий шоно является потомком самого Тендзина.
— Я это знаю.
— У Тендзина был верный друг.
— Да, Наран.
— Его потомок сейчас служит Оташу.
— Да, и к чему ты сейчас об этом?
— Его место рядом с великим шоно. Он не может быть просто одним из тойонов. Наран должен стать визирем.
— А тебе что от этого?
— Это будет по справедливости. Мне нужна только она.
— И что же думает по этому поводу сам Наран? Как я понимаю, ты уже сообщил ему о своих представлениях о справедливости.
— Нарану нужно время, чтобы принять своё истинное предназначение.
— Ты меня не убедил, ты ведь знаешь?
— Я и не собирался, — улыбнулся Улычен.
— Значит, ты не хочешь, чтобы я тебе поверил.
— Белый брат, ты сам должен решать, кому ты будешь верить. Я не вправе тебя неволить.