Шайтан-звезда (Часть 1)
Шрифт:
– Сегодня я освобожу свою доченьку, о Мамед, и соединюсь с ней, и ты увидишь, что такое красавица! И ты сравнишь меня с ней и поймешь, что мое время миновало, - не то в шутку, не то всерьез заявила она.
– А теперь пойдем выбирать верблюдов. Хвала Аллаху, денег у нас хватит на лучших, какие здесь найдутся! Только помоги мне намотать тюрбан. Этому искусству я не обучена.
Мамед обвил шелковым полотнищем длинные, завивающиеся жгутами и черные, как смоль, волосы Шакунты.
– Ты подобна луне в ночь ее полноты!
– О Мамед, вот полнота-то
– Шакунта присела, чтобы Мамед мог красиво выложить складки тюрбана и вывести ей на плечо длинный конец полотнища.
– Еще три года назад я воистину была ястребом о двух клювах! А теперь моя грудь увеличилась, и бедра округлились, и я давно уже не участвовала в поединках...
Она вздохнула, выпрямилась и вышла из помещения, а Мамед последовал за ней.
В хане было немало постояльцев, так что хозяин сразу указал ей владельцев двух наилучших верблюдов, и она купила их вместе с седлами, а мула и того верблюда, который принес сюда Мамеда, оставила хозяину в счет того вина, которое, по ее соображениям, непременно выпьет тут оставленный на произвол судьбы Саид.
Мамед, хотя Шакунта и торопила его с отправлением, попытался было отыскать своего наставника в мастерстве уличного рассказчика, но того как будто унесли джинны или ифриты.
Но в тот миг, когда Шакунта и Мамед, сев на верблюдов и сверившись с туманными указаниями ожерелья, избрали направление пути, некий человек, скрывший лицо концом тюрбана, подглядывал за ними из-за угла.
И, если бы они вовремя обернулись, то увидели бы тень этого человека. Разумеется, по тени трудно определить черты лица, но то, что к поясу подвешен длинный ханджар, а на руку надет небольшой круглый щит, они бы поняли сразу.
Вряд ли они заподозрили бы в этом человеке Саида, поскольку тот пустился в путь без ханджара и щита, а раздобыть их ему было как будто негде. Опять же, Саид немало выпил, а этот человек двигался не как пьяный, у которого левая нога мешает правой ноге, а как айар, которому приказано выследить врага и покончить с ним.
Шакунта погоняла своего верблюда, Мамед не отставал. Но в тот час, когда последние солнечные лучи скрылысь за горизонтом, когда и запад и восток покрылись черными чепраками, когда неподвижные звезды засверкали на небосводе и по ступеням небес взошли планеты, он забеспокоился.
– О Шакунта!
– воззвал он сзади.
– Неужели ради спасения твоей дочери нам непременно нужно присутствовать при соитии двух черных - пыльной каменистой тропы и ночного мрака? Если ее куда-то везут, то эти люди давно сделали привал и выставили охрану, или же заперлись в караван-сарае, или успели укрыться за городскими стенами. Какой безумец станет странствовать ночью? А если она где-то живет, и мы направляемся туда, то все равно раньше утра мы не попадем в ее жилище! Разве ты неуловимый айар, чтобы проходить сквозь стены и решетки?
– Я не айар, о Мамед!
– сердито отвечала Шакунта, погоняя верблюда. Но я знаю - понимаешь ли, я точно знаю!
– что мою дочь сейчас везут куда-то
Вдруг Шакунта придержала верблюда, вслушиваясь в полнейшую тишину.
– Клянусь Аллахом, это же плач ребенка! ..
– пробормотала она, дав Мамеду возможность нагнать себя, так что он услышал ее странные слова. Откуда у нее взялся ребенок? Неужели она уже родила мне внука? О Аллах! ..
– Разве не могут везти ребенка другой женщины?
– спросил Мамед, в которого это подслушивание за несколько фарсангов вселило тревогу и беспокойство за разум Шакунты.
– Может быть, это - дитя той женщины, что отдает приказания?
– Нет, это - дитя моей дочери!
– твердо отвечала Шакунта.
– А та, что отдает приказания... О Аллах! Неужели наступила ночь, когда сбудутся все мои желания? Погоди, о Мамед, не подгоняй верблюда, они движутся сюда. Здесь мы выберем место, откуда напасть на них.
– Горе тебе, ты собираешься напасть на целый караван, о женщина? изумился Мамед.
– Да, о несчастный, а что ты в этом видишь невозможного? Велик Аллах и если он посылает нам навстречу этот караван, то даст и возможность освободить мою дочь! Но если ты боишься - то еще не поздно вернуться и присоединиться к Саиду!
– Я сломал об него ножку от столика, о Шакунта, и нет мне больше пути к нему!
– отвечал Мамед так, как если бы разгромил рать доблестного Саида, и захватил его казну, и овладел его харимом.
Шакунта заставила верблюда лечь за пригорком и сошла с него.
Встав на ровном месте, она широко расставила ноги и глубоко присела, так что ее шелковые шаровары расстелились по каменистой земле. Руки она развела в стороны, согнув в локтях и обратив кверху ладони с растопыренными пальцами так, как если бы держала на них по арбузу. В этой странной позе Шакунта замерла надолго - так, что можно было бы совершить молитву в два раката. И она стояла, словно каменная.
– Что с тобой, о женщина?
– робко спросил Мамед.
– Чем это ты занимаешься?
Шакунта, не меняя положения рук, приподняла одну ногу так, что ее колено чуть не коснулось локтя, перенеся вес тела на другую ногу. По соображению Мамеда, человек не удержал бы тут равновесия и на мгновение. Шакунта же стояла, как если бы ничем иным никогда в жизни не занималась, и бормотала что-то на неизвестном Мамеду языке.
Он подкрался поближе, вслушался, узнал несколько слов и догадался, что это - один из индийских языков. Очевидно, Шакунта вспоминала всю боевую науку, которую ей преподали в Индии.