Шайтан-звезда (Часть 2)
Шрифт:
– Горе тебе, как это я не отвечаю за свои слова?
– повернулся к нему склочный и сварливый собеседник Джабира.
– Ты сам не отвечаешь за свои слова, и твой отец не отвечал за свои слова, и твой дед не отвечал...
– Ради Аллаха, замолчи!
– подступил к нему Джеван-курд, которому это словесное состязание вовсе не понравилось.
– Или я брошу тебя в водоем на посмешище всему хаммаму!
– Клянусь Аллахом, от твоих слов во мне прибавилось огня к огню! отвечал ему этот человек, подобный свирепому ифриту.
– Сейчас
И он, слегка присев и разведя руки, пошел на Джевана, явно готовясь схватиться с ним, как это делают рыночные борцы.
– О Джеван, ты потеряешь в схватке набедренную повязку, и не он станет посмешищем, а ты!
– удержал за плечо товарища аль-Мунзир.
– Наше достоинство не потерпит урона, если мы откажемся от драки с бесноватым. Разве ты хочешь, чтобы хозяин хаммама послал за городской стражей и нас вывели отсюда с позором?
– С чего это я должен посылать за городской стражей?
– высокомерно осведомился подобный ифриту.
Аль-Мунзир и Хабрур переглянулись.
– О правоверные!
– обратился Хабрур к полуобнаженным мужчинам, столпившимся вокруг.
– Мы - чужие в вашем городе! Разве этот человек хозяин хаммама?
– Нет, разумеется, клянусь Аллахом!
– первым отозвался весьма почтенный старец.
– Я посещаю этот хаммам уже тридцать лет, и знал всех его хозяев поочередно. Но я впервые вижу этого человека.
– И мы впервые видим его!
– подтвердили все прочие.
Самозванец потер рукой лоб.
– Горе мне, это не мой хаммам...
– пробормотал он.
– Да это же гашишеед!
– вдруг догадался кто-то.
– Он одурманен и сам не понимает, что говорит!
– Разве те, кто потребляет гашиш, лезут в драку?
– возразили ему. Они предаются своим видениям! Вот сейчас ему кажется, будто он хозяин хаммама! ..
Воспользовавшись тем, что возник спор о повадках и обычаях гашишеедов, Джеван-курд зашел за спину самозванцу и приблизился к нему настолько, что смог его обнюхать. Сделав из этого кое-какие выводы, он за спинами спорящих вернулся к аль-Мунзиру.
– Гашиш тут ни при чем, и ни одна из пяти разновидностей банджа тоже, тихо сообщил он.
– А виновато в этом бедствии плохое вино, знаешь, из тех вин, которые темные, точно ослиная спина, и горе виноторговцу, продающему людям такой товар. Не кислое оно, а перекисшее, и вкуса его не выдержит и самый неприхотливый бедуин, и бурлит оно в кувшине, точно ветры в брюхе! Очевидно, этот человек не нашел ничего лучшего - ведь тот, кто хочет выпить хорошего виноградного вина, должен знать, где его взять, а он тут, судя по всему, чужой.
– Хотя он и ведет себя, точно бесноватый, нужно присмотреть за ним, пока он не придет в себя, о любимые, - добавил, услышав эти слова, Хабрур ибн Оман.
– Что, если мы уведем его отсюда? Ему на свежем воздухе непременно станет легче!
– Я бы отвел его к цирюльнику!
– и, очевидно, вообразив, как цирюльник
Тут подобный ифриту встрепенулся. Опьянение не помешало ему расслышать слова Джевана-курда.
– Да разве я не царский сын?
– завопил этот диковинный человек. Разве в моем роду было мало воинов? Разве я не обязан растить длинные локоны, подобно воину, чтобы они лежали у меня на плечах в день битвы, а не брить голову, подобно купцу, который боится, что его в дальних странствиях одолеют вши?!
И он, придерживая левой рукой набедренную повязку, правую воздел ввысь, к куполу над водоемом, и громким голосом произнес такие стихи:
Я тот, кто всем известен в день сраженья, И джинн земной моей боится тени.
Мое копье! Коль на него посмотрят Увидят там зубцы, как полумесяц.
Услышав эту удивительную в устах полуголого человека похвальбу, окружающие дружно расхохотались.
– О человек, реши сперва, кто ты - хозяин хаммама или отпрыск царского рода, - посоветовал ему аль-Мунзир.
– А может быть, ты - вазир повелителя правоверных?
– не удержался Джеван-курд, за всю свою жизнь не научившийся удерживать за зубами веселое словцо.
– Может быть, ты - повелитель Чин-Мачина?
– Повелитель Чин-Мачина?
– переспросил самозванец, и вдруг его лицо озарилось восторгом узнавания.
– И иранский шах? Да ведь они же подносили мне знатные дары - парчовые халаты и прекрасные ковры! Полосатые шелка и жемчужины - сколько захватит рука! И они мне вниманье дарили и так говорили: воистину у Аллаха есть рассказы слаще пирожного!
Услышав еще и это поразительное хвастовство, посетители хаммама захохотали еще громче.
– Истории о царевичах и красавицах! О терпящих бедствия! О влюбленных и разлученных! О погибавших и спасенных!
– завопил, перекрикивая их с непостижимой легкостью, самозванец.
– Сюда, ко мне, о правоверные!
– Клянусь Аллахом, я знаю этого человека!
– воскликнул вдруг аль-Мунзир.
– Я бы и раньше узнал его, если бы не эти страшные волосы! О любимые, ведь это он спас меня от смерти в тот день, когда похитили эту проклятую, эту мерзкую, эту скверную и ее ребенка!
Привлеченный гомоном, в парильню явился настоящий хозяин хаммама - и странно выглядел он в полосатой фарджии и высоком белом тюрбане среди мужей, у которых было прикрыто лишь то, что ислам велит прикрывать мужчине, - то, что ниже пупка и выше колена.
– О правоверные, из-за чего этот шум? Ради Аллаха, что стряслось? громко вопрошал он.
– Если из-за невежества моих рабов - то я завтра же продам их на рынке и куплю других, более искусных в банном деле, клянусь Аллахом!
– Бесноватый проник в твой хаммам, о Абу-Али ад-Димашки!
– наперебой отвечали ему развеселившиеся посетители.
– И он будет расплачиваться при выходе не дирхемами, а историями о царевичах и красавицах!