Шайтан-звезда (Книга вторая)
Шрифт:
Прокричав все это, Хайсагур вдруг ощутил, как сила и бодрость покинули его, а на их место пришли бессилие и отчаяние. Он бросился наземь, обхватив руками свою расщепленную голову, и в его рыке слышался стон страдания.
Бессильное ожидание помощи оказалось для него более тяжким испытанием, чем он полагал.
– Умерь свою скорбь, о гуль, – строго сказал ему Маймун ибн Дамдам. – Ибо каждый, кто вкусил зелья самообладания, будет в один прекрасный день облачен в доспехи победы.
– Кто это тут толкует о самообладании? – возмутился Хайсагур. – Да ведь ты готов плакать и причитать по малейшему поводу!
– Прибавь,
– А вот моего мужества на это бы не хватило, – признался гуль.
И снова предались они ожиданию, и мгновение казалось им часом, а час – сутками, а суток они бы не смогли прожить, ибо сутки показались бы им вечностью, а Аллах не создал творения, способного жить вечно.
Оно оказалось настолько изматывающим, это ожидание, что оба, и гуль, и джинн, впали в какую-то тупую дремоту.
Внезапно аль-Яхмум поднял голову и насторожил уши. Источник звука был довольно высоко, но он снижался, и конь, испуганный этим, заржал.
Маймун ибн Дамдам, утратив в дремоте власть над конем, очнулся от того, что аль-Яхмум в панике несся во весь опор прочь от Хайсагура, рискуя оступиться на щербатой горной дороге и полететь вниз.
Джинн овладел конским телом, развернул его мордой к тому месту, где был оставлен гуль, и увидел опускающийся с неба шар необычайного цвета – красновато-лиловый, окруженный дымом, а в середине этого шара – нечто белое.
Шар коснулся больших камней, за которыми скрывался Хайсагур, и исчез за ними, оставив лишь лучи, торчащие во все стороны и пронзающие ночное небо.
Маймун ибн Дамдам несколько обождал. Если бы шар напал на Хайсагура, тот скорее всего, поднял бы крик и рев на всю округу. Или он не успел даже закричать?..
Джинн вдруг ощутил свое полное одиночество в этих горах, вдали и от рода Раджмуса, и от Джейран, которой он был бессилен помочь, и от гуля, отвага которого в последние часы придавала джинну силу и уверенность. Он подумал, что могло произойти и наихудшее – Гурам Ятрибский не договорился с бешеным ифритом, и упустил его, и ифрит прилетел сюда наказать тех, кто осмелился вызвать его, не владея сильными заклинаниями власти, да в придачу лишил на время огненной плоти.
Если ифрит пожирал сейчас Хайсагура – значит, Аллах не оставил надежды и Маймуну ибн Дамдаму.
Покачав горестно головой, джинн решился – он направился обратно, к тем камням, над которыми торчали, колыхаясь, лучи. Если ему предстоит стычка с разъяренным Грохочущим Громом – нет никакого смысла откладывать ее, все равно ифрит может, поднявшись на небольшую высоту, увидеть коня и наброситься на него. А, явившись добровольно, джинн мог бы и до чего-то договориться с ним, сытым…
Но Аллах распорядился иначе – завернув за камни, Маймун ибн Дамдам увидел там троих, и первым был Хайсагур, вторым – Гураб Ятрибский, а третьим – Грохочущий Гром, сократившийся до человеческого роста.
– Сюда, сюда, о Маймун ибн Дамдам! – позвал его
Джинну стало стыдно. В то время, как он, дрожа, ожидал насыщения ифрита, гуль помнил о его беде и первым делом попросил не за Сабита ибн Хатема, а за него!
– Не время, о шейх! – возразил он, увидев по лицу Гураба Ятрибского, что мудрец крайне удивлен звучащим в собственной голове голосом. – Мне ничто не угрожает, а Сабит ибн Хатем и звездозаконники Харрана – в опасности!
– Так вот он каков, этот прославленный Маймун ибн Дамдам! – с немалой издевкой заговорил Грохочущий Гром. – Я полагал, что этот джинн выше меня ростом и в ярости подобен горящей головне, а он жалобно взывает и сделал своим оружием конские копыта!
– О Грохочущий Гром, а как вышло, что ты столько лет прожил, благоденствуя, не обремененный ничьей властью? – спросил Гураб Ятрибский. – Ведь медное кольцо, которому ты подчиняешься, могло попасть в более скверные руки, чем кувшин, заключавший этого джинна.
– Я уже поблагодарил тебя за это, о шейх, и взялся до рассвета исполнять твои просьбы, – высокомерно отвечал ифрит, – при том условии, что ты не прикажешь строить разрушенный город, а прикажешь разрушишь построенный город, или убить царя, или разбить войско!
– Я помню, для чего ты создан, и уважаю замысел Аллаха, – сказал Гураб Ятрибский. – Что ты скажешь о том, чтобы бережно разрушить вон тот замок, именуемый Пестрым?
– Требуй – и получишь! – ухмыльнулся ифрит.
– Постой, постой, о шейх! – завопил, бросаясь между ифритом и Гурабом Ятрибским, Хайсагур. – Ведь там – люди, Сабит ибн Хатем со звездозаконниками, прочие мудрецы и маги, и еще эта ущербная разумом со своими вооруженными детьми…
– Я помню, о гуль. Но дай мне договориться с этим почтенным ифритом так, как это будет приятно ему, – Гураб Ятрибский улыбнулся. – Ты же выполняешь свое предназначение? Так дай и ему выполнить свое! Аллах послал его разрушать – так пусть он и совершит это наилучшим образом!
При виде озадаченной рожи ифрита Маймун ибн Дамдам не смог удержать ржания, заменявшего ему смех.
– Мы, ифриты, знали, что Бахрам передал тебе талисманы, которым мы подчиняемся, и мы с нетерпением ждали, когда ты воспользуешься ими и призовешь нас, – заговорил Грохочущий Гром, – ибо нас много, и мы, невзирая на твои заклинания, нашли бы способ погубить тебя! Но никому из нас и в голову не пришло, что ты примешь нашу натуру такой, как сотворил ее Аллах, и не потребуешь, чтобы мы отреклись от своей сути.
– А почему я должен требовать того, что неугодно Аллаху? – осведомился Гураб Ятрибский.
Хайсагур уловил в его взгляде и голосе скрытое лукавство.
– Когда я доверил на время кольцо ас-Самуди, то предупредил его – раб этого кольца может лишь уничтожать, так что призывать его на помощь следует только в случае смертельной опасности, чтобы он испепелил врага и получил от этого радость и удовольствие. Но ас-Самуди предпочел терпеть бедствия, не пуская в ход кольца, – продолжал он. – Скажи, о Грохочущий Гром, испытываешь ли ты дурные чувства по отношению к ас-Самуди? Испытываешь ли ты дурные чувства по отношению ко мне?