Шайтан-звезда (Книга вторая)
Шрифт:
– Да, горе мне, да! – отвечал джинн, озираясь. – Если его нет с нами – значит, он погиб среди развалин! Ибо среди звездозаконников я его не заметил!
– Кого ты не заметил?
– Этого проклятого гуля, Хайсагура!
– О Аллах!.. – растерянно произнес старый фалясиф. – Как же это вышло? Ведь звездозаконники не обязаны спасением никому, кроме него! О джинн, идем скорее к развалинам – может быть, Аллах окажется милостив и он жив!
Джейран же попросту окаменела.
Она вспомнила, как свирепо гуль запретил ей, ущербной разумом, спасать мужей.
У
Маймун ибн Дамдам впопыхах просто схватил старого фалясифа подмышку, взлетел и догнал девушку.
– Позволь мне! – крикнул он. – Я разгребу все это, я найду его!..
– Замолчи, да лишится тебя твоя мать! – обернувшись на бегу, отвечала Джейран. Тут она оступилась – и лишь вовремя протянутая рука Маймуна ибн Дамдама не позволила ей скатиться вниз.
Джинн, видя, что спорить с девушкой бесполезно, залетел вперед и перекинул через ров, утыканный кольями, мост. И вовремя – Джейран уже была готова спускаться в тот ужасающий ров.
Из развалин вдруг показалась странная фигура, как будто среди камней воздвигся вдруг искореженный крест.
И сперва он был неподвижен, а затем шевельнулся.
– Клянусь собаками, это – Хайсагур! – воскликнула Джейран.
Гуль-оборотень шел, не разбирая дороги, а на руках у него было висящее подобно пустым хурджинам тело.
Он ступил на мост, не видя его под ногами, и мотнул головой, как будто это могло стереть струйку крови, протянувшуюся от рассеченного нароста надо лбом к правому глазу.
– О Хайсагур! – с таким криком Джейран бросилась навстречу, также не глядя под ноги. – Ты жив, о Хайсагур! Кто это с тобой?..
И замолчала, узнав Сабита ибн Хатема.
Хайсагур прошел мимо, не сказав ни слова. Джейран бросилась следом и удержала его за плечо.
Ответом ей было невнятное рычание на языке горных гулей и оскаленные клыки.
– Куда ты несешь его? – встряхнув Хайсагура как следует, крикнула девушка. – Ему же нужна помощь! О шейх, скорее сюда! О джинн, да помогите же вы оба!
– Уйди с дороги! – с этими грозными словами Хайсагур отодвинул ее плечом с такой силой, что Джейран, едва удержавшись на ногах, ухватилась за одежду звездозаконника.
И поняла, что Сабит ибн Хатем мертв.
Она отступила – а Хайсагур пошел дальше, сгорбленный и косолапый, загребающей поступью страшного горного гуля, унося погибшего друга неведомо куда, прочь от развалин Пестрого замка.
– Аллах великий щедр и наделяет! – воскликнул Салах-эд-Дин. – Скорее, о любимые, скорее! Вон тянется их караван! Мы спустимся вниз и ударим на них, и сомнем их знамена!
– Что касается меня – то Аллах, скорее всего, накажет меня за то, что я уподобился обезумевшему айару, и потащился за тобой в эти горы, о сын греха, где на каждом шагу можно вылететь из седла и расколоть голову о камни! –
Эта тропинка, извилистая и очень крутая, была вырублена в скале наподобие лестницы, и трудились над ней, очевидно, великаны из племени Ад, ибо только адитам пригодилась бы лестница, каждая последующая ступень которой была бы ниже предыдущей на половину лошадиного роста.
Делая шаг вниз, кони едва ли не упирались носами в землю, хвосты их были устремлены в небеса, и Джевану-курду то и дело казалось, что его конь вот-вот встанет на голову.
– А что изменилось бы, если бы мы пробирались по этим проклятым горам не ночью, а дождались утра, о Салах-эд-Дин? – спросил аль-Мунзир, ехавший вслед за Джеваном-курдом. – Мы нагнали бы этих несчастных на несколько часов позже, только и всего!
– Разве не сказано в Писании: «Клянусь мчащимися, задыхаясь, и выбивающими искры, и нападающими на заре!»? – возмутился Салах-эд-Дин. – Они уже близко! Не успеет солнце полностью взойти, как мы налетим на них, и сомнем их знамена, и захватим их в плен! И я наконец расправлюсь с этой проклятой!
– Где – они, и где мы, о безумный? – осведомился Хабрур ибн Оман. – Ты видишь их сверху и полагаешь, что сейчас же обрушишься на них! Разве ты – горный орел? Если ты и слетишь с этих скал, то кувырком!
Услышав такое предположение, Абу-Сирхан, ехавший вслед за Хабруром, рассмеялся, и смех этот был язвителен и малоприятен для слуха.
Однако не было сейчас силы, способной удержать Салах-эд-Дина в его стремлении погубить Барзаха и Шакунту. Он бормотал молитвы, давал обеты, всуе призывал Отца горечи и всячески мешал всем этим шумом и без того трудному спуску.
Солнце взошло и поднялось довольно высоко, караван, увозящий Шакунту и Барзаха с похищенным ребенком, отошел на такое расстояние, что догонять его пришлось вскачь, и ни о каком внезапном нападении на заре, как советовал пророк Мухаммад, уже не было и речи. Разумеется, мальчики под водительством Хашима и неустрашимой Шакунты успели изготовиться к обороне.
– Нас десять человек, а этих отродий шайтана – два десятка, – сказал аль-Мунзир, – и к тому же мы нападаем, а они защищаются. Сказано же, что потери нападающих будут вдвое больше, чем потери обороняющихся. Может быть, мы попробуем сперва договориться с ними добром? О Абу-ш-Шамат, о аль-Куз-аль-Асвани! Поезжайте к ним. Ты, о Абу-ш-Шамат, вызови на переговоры их предводителей. А ты, о аль-Куз-аль-Асвани, охраняй Абу-ш-Шамата, и если на него нападут – вызволи его и привези к нам.
– На голове! – бодро отозвался зиндж.
– Во имя Аллаха… – Абу-ш-Шамат, понимая, какое опасное дело ему доверили, возвел глаза и воздел руки к небесам.
– Возьми лук, о аль-Катуль, – распорядился Джабир аль-Мунзир, – и надень свою ангустану. Если эти неверные нападут на Абу-ш-Шамата, прикрой своими стрелами зинджа, чтобы он мог вынести нашего товарища.
– Слушаюсь, о господин, – отвечал узкоглазый стрелок.
– А что же делать мне, о хозяин? – без спроса обратился к аль-Мунзиру Абу-Сирхан.