Шайтан-звезда (Книга вторая)
Шрифт:
Не менее двух дневных часов потрачено было на то, чтобы убедиться, что франки расположились в хане основательно, покидать его не собираются, посланцев не шлют и не принимают. Вступив в переговоры с владельцем этого почтенного заведения, Хашим уговорился с ним, что ежели старуха или кто-то из ее приближенных пошлют человека в город, то за ним пойдет один из невольников, и выследит, и потом приведет Джейран и Хашима к тому месту.
Он сделал это потому, что оба они, и Джейран, и Хашим, немало проголодались. Они не могли продолжать наблюдение, ибо видели уже не входящих
И они пошли в комнату, которую предложил им для этой надобности владелец хана, и послали за уткой в подливе из сумаха, и за кебабом из молочного ягненка, и за кунафой из лучшей пшеничной муки – словом, за жирной и вкусной едой, которую не видели уже много дней. А добыча, которую они взяли в Хире, вместе с той, что прихватили в разоренном раю, вполне позволила бы угостить утятиной и кунафой всех жителей городка без особого ущерба для Джейран, Хашима и мальчиков.
После трапезы Хашим отлучился – и Джейран не стала выспрашивать, по какой надобности.
Но прошло время, необходимое для того, чтобы много раз справить эту надобность, а старик не появлялся.
Расплатившись с владельцем хана, обеспокоенная Джейран послала невольника заглянуть в домик с водой, и тот вернулся с сообщением, что Хашима там нет.
Это было по меньшей мере странно.
Девушка вышла из хана, и сразу же толпа подхватила ее. Не успев опомниться, она отдалилась от ворот и, окруженная людьми, пересекла площадь. Затем ее втянуло в извилистую улицу, проволокло меж глухой стеной и конским боком, так что отступить не было никакой возможности. Джейран заозиралась – и вдруг обнаружила, что большинство из сопровождающих ее мужчин – почтенные старцы, и они, держась вместе, наподобие отряда, увлекают ее в весьма определенном направлении.
Старцы переговаривались, а точнее сказать – перекрикивались, пока не достигли цели свои стремлений, и это был ряд высоких арок, наподобие эйвана, а за арками тянулась стена. Там девушка и увидела Хашима.
Старцы мимо него устремлялись к входу, а он стоял вплотную к стене, склонив голову чуть набок, и внимательно прислушивался к шуму голосов, идущему из распахнутых дверей. Джейран огляделась, задрала голову, увидела узкую угловатую башню с едва заметными зубцами – и поняла, куда их обоих занесло.
– Что это он делает тут? – удивилась Джейран. Меньше всего на свете она ожидала увидеть Хашима у дверей большой пятничной мечети.
Оттуда доносился такой шум, что прохожие останавливались, чтобы прислушаться.
– Уж не случилось ли там какой беды, от чего спаси и помилуй нас Аллах? – спрашивали они друг друга. – Не войти ли и не посмотреть ли? Там сидят престарелые шейхи – не скончался ли один из них?
– Вали! Вали идет! – раздались голоса и толпа, не дожидаясь приказа, расступилась, пропуская самого начальника городской стражи и его многочисленную свиту.
– Что там происходит, о правоверные? – вали, суровый и статный, с нахмуренными бровями, посмотрел на мечеть.
– Мы не знаем, о господин! Никто не знает! – раздалось из толпы.
Вали решительно
– О враги Аллаха! – едва ли не хором взывали они, потрясая в воздухе кулаками. – О нечестивые!
– Ради Аллаха, что там у вас происходит? – накинулись на них с вопросами прохожие.
– Что происходит? Свершен подвиг доблести, о правоверные! И какова ему награда?!
– Что за подвиг доблести? – изумились люди, не ожидавшие, что за стенами мечети творятся такие дела.
– Подвиг великой веры и доблести, ниспосланной Аллахом! И он длился шесть дней, от субботы до четверга!
Джейран увидела, как Хашим посмотрел направо и налево, прижал локти к бокам, оскалился и устремился в гущу толпы. Старик что-то затеял – и вряд ли разумное. Она протиснулась следом.
– И что же было совершено за эти шесть дней, о почтеннейший? – с изумительным ехидством в голосе Хашим обратился к самому буйному шейху.
– О друг Аллаха, ты не поверишь, но это достойно того, чтобы быть записанным иглами в уголках глаз в назидание поучающимся! – велеречиво отвечал шейх. – Великолепный Амр-ибн-Масада, да хранит его Аллах и да приветствует, совершил неслыханное доселе деяние! Он шесть дней сидел с Кораном на коленях, выходя лишь по нужде, и он сосчитал, сколько букв в Коране! А ведь читающему Коран за каждую букву зачтется десять благих дел, о правоверные!
Толпа изумленно загудела, перекрыв шум, доносящийся из мечети.
– И сколько же их оказалось, этих благословенных букв? – не унимался Хашим.
– Их оказалось триста двадцать три тысячи шестьсот семьдесят одна, о почтеннейший!
– Прибегаю к Аллаху за помощью от шайтана, побитого камнями! – вмешался другой шейх. – Как это ты говоришь – триста двадцать три тысячи шестьсот семьдесят одна? Да поразит Аллах твой гнусный язык и язык твоего Амр-ибн-Масаду! Вот Абд-аль-Фарис воистину свершил благое дело и подвиг доблести! О правоверные, он считал буквы честно, не так, как Амр-ибн-Масада, и не отвлекался, и у него получилось триста двадцать три тысячи шестьсот шестьдесят четыре!
– О несчастные! – завопил тут Хашим. – Вы говорите, что свершили подвиг доблести и веры?! Да какой же это подвиг, раз всем давно известно, что в Коране ровно триста двадцать три тысячи шестьсот семьдесят букв!
И, не успела Джейран опомниться, как сухие жилистые руки протянулись к седым бородам, и раздались вопли, и воззвали к Аллаху и шайтану, и помянули как Пророка, так и Отца горечи, и полетели ввысь сорванные с вражеских голов преогромные тюрбаны! А из тюрбанов, к великому стыду их обладателей, разлетелись над головами правоверных грязные тряпки, ибо полотнища ткани у почтенных шейхов были малы и узки, а состязание в величине тюрбанов не знало меры.