Шеф Пьер
Шрифт:
— Пьер, мне нужно тебя кое о чем спросить, — сказала она со смертельно серьезным видом.
— Oui, ma belle petite. Спрашивай о чем угодно.
— Я хочу называть тебя папой. Я спросила мамочку, не против ли она, чтобы я называла тебя так, и она сказала, что я должна спросить тебя.
Вдруг мне стало трудно дышать. Не потому, что я не хотел, чтобы она называла меня «папой», а потому, что это был один из самых трогательных моментов в моей жизни.
— Я бы очень хотел, чтобы ты называла меня папой, — сказал я, наклонившись и поцеловав ее в лоб.
— Ладно, ты можешь продолжать читать, папа.
С этого момента она никогда больше не называла меня Пьером. Только «папа» или «папочка», и я светился от гордости каждый раз, когда отводил ее в школу, и она махала рукой и называла меня самым важным словом в мире.
Ангус позвонил мне, умоляя вернуться в ресторан. После долгих переговоров по зарплате я решил вернуться, но мы договорились, что Холли будет работать меньше, чтобы мы могли разделить наши родительские обязанности.
Мое сердце переполняют чувства каждый раз, когда я вспоминаю о нашей с Холли небольшой церемонии. Мы пришли на регистрацию брака с Эммой и поженились, будучи втроем. Мы были семьей и до этого, но 1 декабря прошлого года все стало официальным.
Пока я везу нас к месту назначения, Эмма радостно напевает с заднего сиденья, произнося некоторые слова из песен, которые звучат в ее наушниках. Как и ее мама, она не умеет петь. Она не слышит ритм, хоть изо всех сил и пытается звучать как можно приличнее.
Когда мы добираемся до Катумбы (Примеч.: город в Австралии), я паркуюсь на улице, усаженной деревьями. Старые ветки низко свисают над дорогой, отбрасывая тени на асфальт. Они образуют барьер, кокон, защищающий дома.
— Мы на месте, — говорю я, выпрыгивая из машины и оббегая ее, чтобы открыть дверь для Холли, а затем и для Эммы.
— Где мы? — спрашивает Холли, глядя в обе стороны дороги.
— Я очень сильно хочу писать, папа, — снова скулит Эмма.
Сейчас конец осени, преддверие нашей первой годовщины свадьбы, и воздух здесь все еще бодрящий. В Катумбе лето не очень жаркое. Едва ли становится достаточно тепло для кондиционера, хотя посреди зимы одеяло снега иногда украшает дороги. Он медленно падает и покрывает собой все, к чему прикасается, давая ощущение покоя и мира.
— Пойдемте, давайте пообедаем. — Я веду своих любимых девочек к дому, перед которым пристроено кафе.
Когда мы входим внутрь, глаза Холли округляются, а Эмма спрашивает, где ванная комната.
— Что мы здесь делаем, Пьер? — спрашивает Холли, пока осматривает уютный деревенский декор тихого кафе.
— Что ты имеешь в виду?
— Не пудри мне мозги. Ты что-то задумал! — она практически кричит шепотом на меня, стараясь не привлекать к себе много внимания.
— Пьер, это, должно быть, Холли. Это ваша дочь побежала в туалет? — миссис Мартин, владелица, подходит и целует меня в обе щеки.
— Oui. Холли, это миссис Мартин, миссис Мартин, это моя жена, Холли.
Дамы обмениваются любезностями, хотя могу сказать, что Холли собирается прибить меня прямо сейчас.
— О боже, — говорит миссис Мартин, глядя на меня, а затем ее взгляд переходит на напряженную Холли. — Ты ей еще не сказал, да?
Я качаю головой и обнимаю Холли за плечи.
— Еще нет, — говорю сквозь зубы.
— Сказал мне что? — спрашивает Холли с фальшивой улыбкой на лице.
— Я оставлю вас вдвоем, чтобы обсудить... эм... ну, вы знаете. — Миссис Мартин поворачивается и, спотыкаясь, практически убегает прочь.
— Что, черт возьми, происходит? — спрашивает Холли сквозь зубы, поворачиваясь ко мне.
— С годовщиной, mon ch'eri.
— Ох. — Она делает успокаивающий вдох. — Ты привез нас сюда на наш праздничный обед. Фух, я думала, ты собираешься испугать меня чем-нибудь другим. — Она смеется от облегчения.
— Например, чем? — спрашиваю я и делаю осторожный шаг назад.
— Ты самый непредсказуемый человек, которого я знаю, Пьер. Я была почти уверена, что ты скажешь, что купил это место и будешь управлять им. — Холли снова смеется и делает шаг в сторону.
Я по-прежнему молчу и не иду за ней.
— Пьер, — говорит она, поворачивается и видит, что я стою неподвижно. — Пьер, — повторяет она. По ее взгляду я вижу, что она свирепеет от гнева.
— Oui, — говорю я и делаю еще один шаг назад.
— Oui что? — она делает встречный шаг ко мне.
Я с трудом сглатываю и делаю, возможно, последний глубокий вдох.
— Oui, я купил это место и хочу сделать из него семейную гостиницу, — говорю я очень быстро. Все это прозвучало как одно очень длинное слово.
Холли закрывает глаза и вздыхает.
— Я должна была ожидать этого.
Я улыбаюсь. Это ведь хорошо... верно?
Эмма
Десять лет спустя
— Ты не понимаешь. Папа будет в бешенстве.
— Ты этого не знаешь! Он шеф-повар, и знает, что ты тоже хочешь им стать.
Я прижимаю телефон посильнее к уху и наматываю прядь волос на палец.
— Ты встречался с моим отцом? — ехидно спрашиваю я.
Сальваторе усмехается.
— Все будет в порядке. Просто скажи ему.
— Почему бы тебе не притащить свою задницу сюда, и мы бы рассказали ему вместе?
— Черт, нет, он убьет меня. Когда-нибудь ты захочешь завести семью, и этого не произойдет, если он порежет меня на кусочки.
— Ты слабак. Папа бы этого не сделал.
— Эмма, он слишком тебя опекает. Помнишь, когда нам было по тринадцать, и я впервые пришел к тебе домой? Тогда ты мне даже не нравилась, а он достал свою мясорубку и начал разделывать половину тушки ягненка. Тогда он напугал меня до чертиков, особенно, когда продолжал смотреть на меня, перекручивая мясо.