Шекспир мне друг, но истина дороже. Чудны дела твои, Господи!
Шрифт:
– Тот самый, который впоследствии был похищен? – осведомился Федя.
– Откуда вы знаете? Да, потом пропал куда-то. Искали, но… не нашли.
– А мы идем искать еще один?
– Там разные траурные принадлежности, – объяснила Василиса. – Мне их нужно на сцену перетаскать. Господи, я как подумаю, что похороны впереди!.. Я даже бабушке соврала, сказала, что в университет поехала, а сама на работу. Она еще не знает, что тут у нас случилось, ей волноваться нельзя.
В огромном подвале было еще холоднее, одинокая лампочка светила издалека, как маяк, била в глаза. Среди нагромождений ящиков, коробов,
Чтобы жуть не одолевала, он сказал очень громко:
– Что за кунсткамера!
– Да, как в фильме ужасов. Осторожней, здесь в полу дырка.
– А вон те монстры тоже реквизит?
– Куклы и медведи? Когда-то Шварца ставили, у него есть пьеса про кукол, я читала. Книжку хотела купить, но их давно нет. Пришлось из Интернете скачивать.
Феде хотелось выбежать из подвала наверх, к людям, к свету, к застарелой сигаретной вони, но страшно было повернуться спиной к чудовищам, как будто они могли наброситься и задушить, и неловко перед девчонкой – она пробиралась совершенно уверенно и спокойно. По крайней мере, Феде так казалось.
Он оглянулся и поежился, беспокойство становилось все сильнее. Что за ерунда?..
– Ну вот. Весь ящик мы, наверное, не утащим, он тяжелый…
Скрипнула крышка, пахнуло сыростью и слежавшейся тканью.
Лампочка погасла, сверху упала темнота, и что-то сильно загрохотало.
Василиса взвизгнула.
Федя весь покрылся потом.
– Что случилось? – очень громко и четко спросил он в кромешной темноте.
– Свет погас!..
– Я заметил.
Стало не только темно, стало еще пронзительно тихо, ухо не улавливало ни малейшего звука. Федя вдруг подумал, что, наверное, так же темно и тихо бывает в могиле, когда голоса, звуки, люди, свет, запахи остаются наверху и к ним уже никогда не вернуться, и до них невозможно добраться.
– Я боюсь, – прошептала рядом девчонка. – Я боюсь!..
– Ничего страшного, – неторопливо произнес Федя, обливаясь потом. – Просто света нет. Дайте руку, где вы?..
Совсем ничего не было видно. Она стояла слева от него и оттуда в него ткнулась ее ладошка, тоже совершенно мокрая. Федя крепко взял ее.
– Теперь нужно двигаться назад. Там были какие-то ящики, осторожно, потихоньку.
И он наугад шагнул. Ладошка подвинулась вместе с ним, видимо, девчонка шагнула тоже. Глаза не привыкали к темноте, он по-прежнему ничего не видел.
Под ногами зашуршало, и что-то покатилось. Василиса пискнула и тяжело задышала.
Тут вдруг Федя сообразил, что у него в кармане телефон, а в телефоне фонарик!.. Он выхватил устройство и нажал кнопку. Загорелся яркий белый огонек.
– И у меня! – закричала Василиса. – У меня тоже есть!..
Загорелся второй огонек. Федя и Василиса посмотрели друг
– Здесь, наверное, мыши, – трясясь, выговорила Василиса.
– Шут с ними, – решительно заявил Федя. – Они нас не съедят.
Он снова взял ее руку и повел за собой. Искать среди нагромождений обратную дорогу было трудно.
– Не паникуй, прорвемся! – сказал себе Федя.
– Я стараюсь, – ответила девчонка. Его ладонь она сжимала изо всех сил. – Просто свет никогда не гаснет, а сейчас погас, и еще мыши, хотя они, наверное, сами нас боятся, мы же такие большие, а они маленькие, не станут же они на нас прыгать…
– Прыгать? – переспросил Федя. – Нет, прыгать они точно не станут. По-моему, мыши вообще не умеют прыгать! Прыгают кенгуру. Мы с папашей как-то полетели в Австралию, у него там конференция была. В Австралии просто тьма кенгуру, и они все прыгают. Едешь по шоссе, а по обочине скачет кенгуру, как придурок.
Белый свет уперся в жестяные листы, которыми были обиты двери, и растекся по ним мутными неровными кругами.
Федя, уже все поняв, сначала подергал, а потом навалился на створку плечом. И еще раз навалился изо всех сил.
Двери были безнадежно, наглухо заперты.
Ляля Вершинина погремела ключами, закрывая свою комнату. Озеров в пятый раз позвонил Величковскому и в пятый раз прослушал сообщение про то, что «аппарат абонента выключен».
Странное дело. Пропал куда-то, да еще телефон выключил!.. Федя никогда не выключает телефон, утверждая, что «папаша и мамаша будут волноваться»!
– Подвезти вас?
– Нет, спасибо. Я совсем близко живу.
Она погасила свет в коридоре, и они вышли на площадку.
– Я вас провожу до директорской приемной и пойду, хорошо?
Максиму казалось, что Ляля весь день хочет от него отвязаться и не знает как. Совершенно безучастно она слушала беседу со вторым режиссером, безучастно отвечала на вопросы, то и дело о чем-то задумывалась, и Озеров вдруг подумал – может, прав Величковский, с покойным Верховенцевым у нее были «особые отношения»?..
Федина зеленая куртка с мордой льва на спине оказалась на вешалке, значит, из театра он не ушел. Куда делся?..
– До свидания.
Озеров кивнул.
– Максим Викторович, родимый вы мой, загляните, загляните!..
Натягивая пуховик, Озеров заглянул в кабинет.
– А Ляля? Домой отправилась? – спросил Лукин.
– По-моему, да.
– И в приемной никого?
Озеров в дверях оглянулся на пустую и темную приемную.
– Никого, – подтвердил он, и ему стало смешно.
– Страшное известие, – сказал Юрий Иванович очень серьезно и кивком показал на телефон. – Из полиции звонили.
Озеров вдруг отчетливо понял, что на самом деле произошло нечто серьезное. Он вошел в кабинет и закрыл за собой дверь.
– Наш Виталий Васильевич был отравлен, – исподлобья глядя на него, сообщил директор и пожал плечами. – Вот такие дела.
– Подождите, что значит – отравлен?..
– Остановка сердца вызвана действием какого-то блокатора или активатора, я, честно сказать, ничего не понял. Уголовное дело заводят. Вот так-то, Максим Викторович.