Шелковый путь
Шрифт:
Но джигит был вежлив, учтив, у него была располагающая, открытая улыбка, и бай сжалился, решив: «А, пусть едет! Видно, малый тронулся, раз тащит с собой шесть домбр».
Едва успели они выехать из города, как за ними послышался топот. Бай струхнул, подъехал к странному путнику, державшемуся в хвосте каравана, помахал над его головой плетью.
— У! Чтоб ты лопнул вместе со своими домбрами! Слышь, разбойники за нами гонятся?! Небось твои сообщники, оборванец!
Путник начал оправдываться:
— Что ты, о верный слуга аллаха?! Я мирный бедняк. Нет у меня ничего, кроме этой лошадки.
— Ух, оморок тебя возьми. Мало что делдал облапошил, так ты хочешь, чтоб меня еще и разбойники обокрали?! — кричал бай, размахивая плетью над головой растерявшегося джигита.
Грозного
— Кто из вас Кайраук? — властно крикнул преследователь.
Кайраук с шестью домбрами на тороках выехал навстречу. Бай свирепо ругался, исторгая потоки проклятий. Всадник, подъехав, спешился. Кайраук тоже попытался слезть с лошадки, но никак не мог попасть ногой в стремя. Подъехавший человек, широко ступая, подошел к нему, легко, как мальчика, снял с седла и крепко прижал к груди. Так он постоял, не выпуская из объятий опешившего джигита, потом взволнованно прошептал:
— Айналаин! Преклоняюсь перед огромным даром, вместившимся в эту маленькую грудь!
Иланчик Кадырхан разжал объятия и коротко пояснил цель своих спешных поисков:
— Кайраук! Младший брат мой! Передай свою клячу вон тому крикуну: пусть утешится. Сейчас сюда подъедет коневод, возьмешь скакуна, который у него на поводу, и поедешь с шестью домбрами в Отрар. Объявляю тебя верховным кюйши страны Дешт-и-Кипчак!
Подъехали гонцы, коневоды. Кайрауку подвели статного, тонконогого, нетерпеливо подплясывающего скакуна. Кайраук взобрался на него, и группа всадников галопом помчалась назад по караванной дороге. А позади осталась бескрайняя степь, хранившая бесчисленные предания, таинственная ночная мгла, шаловливый и приятный, как томная дева, ветерок, одинокий, все еще не очнувшийся от испуга караван. Еще одна яркая звезда, ослепительно вспыхнувшая на небосклоне страны Дешт-и-Кипчак, нашла свое место в славном городе Отраре.
2
В те времена на плодородном левом берегу реки Инжу находилось несколько городов, прямо примыкавших к Отрару. Разные по величине и значимости крепости и города Жаухар, Бесик, Оксыз, Балтакуль, Келин-тюбе, Мейрам-кала, Кумиян, Корасан вносили посильный вклад в могущество и славу степной столицы, являясь благодатной обителью для друзей и грозным заслоном на пути захватчиков. Все это побережье местное население называло коротко — долиной Тугескена. Здесь обитали главным образом дехкане-земледельцы. От реки Инжу было прорыто множество каналов и арыков, вдоль которых сеяли рис, кукурузу, просо, арбузы, дыни. Все, что здесь росло, давало отменный урожай; рис уже после третьего полива клонился от тяжести к земле; просо по сочности не уступало осетровой икре; бахчи созревали уже к середине лета; в зной на бахче то и дело раздавался треск — это лопались перезрелые арбузы. Дорога, пролегавшая через Кызылкумы, — ответвление Великого Шелкового пути — называлась Буранной; прославленные ремесленники и ювелиры этих городов выходили на караванную дорогу, чтобы продать свои изделия проезжавшим купцам. Прекрасные женские украшения — подвески и чолпы, отделанные яхонтом, золотые броши, браслеты в форме змеиной головы, серебряные, с затейливыми узорами серьги, ярко-красные коралловые бусы — пользовались большим спросом на базарах Бухары и Багдада, приводя в трепет сердца красавиц, зажигая жадный огонь в глазах делдалов, набивая мошну купцов. Слава ювелиров Тугескена гремела далеко за пределами их родного края.
Провидец Габбас, уроженец крепости Жаухар, увлекся историей ювелирного дела. Часто посещал он базары Мейрам-калы, подолгу разглядывал драгоценности, любовался искусством мастеров, размышлял. На широкой подстилке-коврике, с краю, незаметно стоял крохотный, величиной с кулак, кувшинчик. Немало тайн заключала в себе скромная посудинка. Нетрудно было понять, что кувшинчик очень древний. Когда-то, в неведомые времена, над ним колдовали пальцы безымянного гончара. Теперь дно кувшинчика потрескалось, горлышко было узкое, маленькое, с наперсток. Все три грани удивительно сохранились. Между гранями строго симметрично расположились узоры — традиционно
В другом месте внимание Габбаса привлек небольшой браслет. Оказался он, однако, довольно увесистым. Оба конца его имели округлую форму. Один конец имел изнутри небольшую, величиной с пшеничное зерно, выемку, а на округлом утолщении четко виднелся знак отрарского ювелира — ползущая змея. Тонкие, изящные линии — «бровь красавицы» — перемежались в строгой последовательности с золотистым крапом — точечками. Браслет был искусно сделан из сплава золота и серебра.
Матово поблескивал он в лучах солнца. Украшение это предназначалось для юной девы. Браслет, несмотря на тяжесть, не давил руку. Мастер умело сочетал благородные металлы, и нетрудно было представить, как смотрится старинный браслет на руке красивой смуглянки.
Еще на одной скатерти умелец выставил множество самых разнообразных кувшинов. Удивительно было то, что между их весом и объемом не было определенного соотношения. Наоборот, чаще всего у больших с виду кувшинов был совершенно незначительный вес. В окраске и форме их Габбас не заметил повторения. Это свидетельствовало о больших познаниях гончара в выборе глины и способах обжига. Все эти кувшины обладали одним замечательным свойством: вино или какой-либо другой напиток в них никогда не портились и не теряли первоначального вкуса и аромата. Более того, они как бы дополняли, подчеркивали природные качества вина, облагораживали его. В этом провидец Габбас имел возможность тут же убедиться.
На том же базаре в Мейрам-кале он увидел любопытные чолпы, которые девушки вплетают в косы. Они состояли из семи затейливых звеньев, и каждое из них имело свой собственный орнамент. При этом узоры украшали обе стороны подвески. Чолпы оказались довольно увесистыми. Такие, как правило, носят девушки на выданье, и не только ради красоты. Они способствуют правильному росту девичьей косы, аккуратности, опрятности. Нечесаная, распатланная девушка чолпы не носит. Чолпы разрисованы орнаментами и узорами, имеющими определенное название: «лепесток», «змеиный глаз», «два уха», «две косы». К таким узорам кипчакские ювелиры прибегают исстари.
Рядом с чолпами поблескивала большая брошь. Габбас положил ее на ладонь и стал разглядывать. Тонкие, переплетающиеся линии искусно образовали силуэт коробочки белены и тюльпана. В коробочке белены было множество крапинок, похожих на зерна проса, а в середине цветка находился одинокий глазок. Габбас не ощутил веса броши. Он живо представил, как она будет смотреться на ярком шелке, дополняя, оттеняя окраску нитей. У другого ювелира Габбас натолкнулся на невиданную им доселе диадему. Шесть бирюзовых камней, точно девичьи слезы, голубели в серебряной оправе. Габбас и не предполагал, что драгоценный камень эффектно сочетается с серебром.
Диадемы обычно продаются по отдельности. Он купил диадему, завернул ее осторожно в платок, спрятал за пазухой и подумал; «Приеду в Отрар, подарю возлюбленной супруге Иланчика Кадырхана».
Но особую ценность для Габбаса представляли древние монеты. Целые горы их лежали на этом базаре. Габбас щупал монеты, некоторые пробовал на зуб, читал надписи. Одна крупная, тяжелая монета привлекла его внимание. Серебро потускнело, изображения с двух сторон заметно стерлись. В Отраре подобные деньги никогда не выпускались. Провидец Габбас, знавший много языков, попробовал разобрать надпись. Слова были похожи на румийские. Да, да… так и есть. «Крылатый конь владыки земли Ескендыра — Буцефал», — гласила надпись. Обычно на монетах изображались цари и шахи, а здесь — он только теперь разглядел — была выбита голова лошади. О создатель! Это ведь верный спутник, грозный боевой конь Ескендыра Двурогого — Александра Македонского. Габбас на последний динар купил редкую монету. Конечно, какая-никакая, а все же память глубокой старины. Пусть лежит среди книг. Не так уж и много осталось денег, отчеканенных во времена прославленного полководца — потрясателя вселенной.