Шелковый путь
Шрифт:
Пыль клубилась из-под копыт. «Надо распорядиться, чтобы подмели центральную улицу и полили дороги», — отметил про себя Иланчик Кадырхан. Раскаленные лучи солнца припекали правый висок. Подъезжая к дворцу, он увидел в тени джиды у коновязи множество оседланных лошадей. Видно, они проделали большой путь: с боков стекал пот, морды были в пене, животы запали. Седла на них были самых разных видов: монгольские, обитые серебром, кипчакские с утиноголовой лукой; аргынские, вырубленные из цельной березы. Он швырнул повод подбежавшему конюху, спешился и энергичным, упругим шагом направился во дворец.
Сердце
Когда резко открылась главная створчатая дверь и на пороге показалась внушительная фигура повелителя, все присутствовавшие в тронном зале склонились в почтительном поклоне. Иланчик Кадырхан сел на трон, и собравшиеся, шурша одеждами, опустились на свои места. Взгляды людей, медленно поднимавшихся с пола, устремились на повелителя. Приехавшие обменялись вопросами вежливости, спросили о здоровье и благополучии сородичей.
— Братья! В Отрар — остов нашей державы — я пригласил вас не для вражды, а для мира! Разве в этом дворце, под этим голубым куполом есть место для ссор и неурядиц? Разве не приличествует здесь говорить о благе и дружбе? Вы же прибыли сюда не для этого. Там, в своих городах, вы сами сеете смуту! Что же пожнете вы потом?!
Грозно и холодно прозвучали эти слова Иланчика Кадырхана. Враждующие батыры молчали. Глаза их были налиты кровью. Благообразный седобородый старик, сидевший справа, бросил перед собой камчу в знак того, что просит повелителя разрешить ему говорить. Он оказался заступником Огул-Барса.
— Мой господин! Мы обращаемся к твоей милости, чтобы ты по справедливости образумил и наказал виновного. О том, что случилось, тебе ведомо. Огул-Барс не требует мзды за поруганную честь сестры. За нее он сполна отомстил. Речь теперь идет не о мести, а о возмещении нанесенных убытков.
Слева заговорил крупноголовый безбородый уроженец Тараза:
— Нечего тут говорить об убытках. Нашего джигита подвергли пыткам, надругались над его мужским естеством. Значит, Огул-Барс сам виновник случившегося. Пусть передаст свою гулящую девку в наши руки. И мы воздадим ей должное, прижав раскаленные щипцы к ее межбедрию, которого не касаются лучи солнца.
Поднялся общий шум:
— О возмездии речь впереди!
— Мы не потерпим позора!
Иланчик Кадырхан резко хлопнул в ладони. Под тяжестью его тела заскрипел трон. Шум мгновенно утих. Жалобщики замолчали, боясь навлечь на себя ярость повелителя.
— Пусть говорят сами виновники раздора! — властно приказал Кадырхан.
Огул-Барс поднял голову:
— Мой повелитель! Я сам первым сунул свои руки в огонь беды и дал повод для злорадства врагам. Значит, я вправе мстить и требовать мзду. Между двумя городами назревает непримиримая вражда. Я теперь посрамлен и унижен, ибо бросил честь свою к собственным ногам. Злорадствовать
Заговорил батыр Кипчакбай:
— Мой повелитель! Кровь вскипает в моих жилах, когда я вспоминаю дикую расправу, учиненную над моим единственным братом. Так не поступают даже с бессловесным рабом, пригнанным вместе со скотиной — приданым невесты. Нас оскорбляет самосуд Огул-Барса. Унизив брата, он поступил с ним как с безродным и нанес кровную обиду всему племени, бросил вызов священным духам. В подобных случаях исстари принято первым долгом обращаться к сородичам виновника, чтобы они заставили его осознать свою вину, а не подвергать пыткам и глумиться над естеством провипившегося. Поступок Огул-Барса низок, речи его — бред ослепленного яростью. И винить ему за свое безумие некого! Он один за все ответчик!
Обе стороны были правы — каждая по-своему. Огул-Барса можно обвинить в том, что он отдался во власть ярости, не подумал о последствиях и недостойно отомстил своему обидчику. Кипчакбай, в свою очередь, не может не признать, что именно его брат явился первопричиной вспыхнувшей вражды. Если бросить их вину на безмен справедливости, то, пожалуй, ни одна чаша не потянет вниз. Получается заколдованный круг. Противоречивость времени и жестокость обычаев и нравов сплелись в сложный клубок. Это было как тупик, в котором очутились мир и благоденствие в этом краю.
Во дворце воцарилась недобрая тишина. Многие из тех, кто сидел сейчас здесь, невольно вспомнили знаменитую пещеру Катынкамал — Бабья крепость — в отрогах Каратау. Человек, впервые опустившийся в эту пещеру, заросшую мхом, мрачную, сырую и затхлую, больше всего бывал поражен нестерпимой, зловещей тишиной, которая вселяла ужас. Точно такая же тишина стояла сейчас в Гумбез Сарае. Казалось, все разом онемели, оглохли.
Наконец раздался голос повелителя:
— Я не сомневаюсь, что обе стороны прежде всего пекутся о чести и достоинстве. Поэтому для решения спора я прибегну к древнему, дедовскому обычаю. Надеюсь, оба батыра свято чтут дух предков. Поступив по обычаю, вы восстановите мир и потушите огонь ненависти в сердцах соплеменников.
Затаив дыхание, слушали все. Повелитель продолжал:
— Завтра я прикажу доставить сюда обоих виновников — джигита и девушку. Оба батыра выйдут на дворцовую площадь. Каждый получит от меня лук и по одной стреле. Огул-Барс наденет на голову саукеле своей сестры. Кипчакбай — высокую шапку своего брата. Расстояние между вами будет восемьдесят шагов. Цель — головной убор противника. Кто стреляет первым — решит жребий. Условия такие: кто не попадет в цель — пусть пеняет на себя. Он будет обязан выполнить любое требование победителя. Кто собьет первым головной убор — получает девушку и джигита в свое распоряжение. Как он с ними поступит — его воля. Никто не вправе вмешиваться в его решение. Если же кто-либо попадет не в головной убор, а в самого противника и невзначай убьет его, обязан выплатить кун — двести лошадей мзды — за убийство и еще сто лошадей за вину. Таким образом пусть будет решен спор между двумя городами!