Шемячичъ
Шрифт:
«Надоело мне с тобой возиться, — гневно вздернул тот безволосой бороденкой. — Мыслю, пора на цепь посадить…Но не железную, а невидимую. Она крепче будут». И приказал слугам своим ослепить двоюродного брата. А те и рады стараться. Это только доброе дело долго делается, дурное же- мгновенно.
Со времен Владимира Мономаха на Руси такого слыхано не было — и вот случилось. Тогда жертвой злого умысла и навета пал князь Василько Ростиславич, теперь — Василий Косой.
«Крутенько чинит расправу великий князь», — переглянулись меж собой московские бояре, но вслух ничего не молвили, заслонились от княжьего взгляда окладистыми бородами.
Чтобы как-то сгладить
«Спасибо, великий князь, за хлеб-соль, — пряча глаза, поклонился буйной главой Шемяка, — век не забуду твоей милости. Обязательно отблагодарю сторицей». Только глупый не понял бы намека, но великий князь торжествовал свою победу над двоюродными братьями и скрытую в словах Юрьевича угрозу оставил без внимания.
Долго, целый десяток лет, Дмитрий Шемяка ждал удобного часа. Вместе с молодой супругой сына на свет божий произвел, Иоанном нареченного. Даже брата своего единоутробного, Дмитрия Красного успел похоронить1, и на похоронах первенца великокняжеского Юрия Большого побывать, пока дождался.
В лето 69542, пока великий князь Василий Васильевич ездил со свитой своей на молебен в Троицкую обитель и в вотчину матери Софьи Витовтовны, Шемяка, сговорившись с князем Иваном Андреевичем Можайским, с дворовыми пробрался в Москву и захватил кремль. Случилось это 12 февраля. Вскоре был взят под стражу и доставлен в Москву Василий Васильевич, которого Дмитрий Шемяка, объявивший себя великим князем, посоветовавшись с боярами и черницами, приказал ослепить. Сказано — сделано, и 16 февраля Василий Васильевич был ослеплен. Посеявший ветер пожал бурю. А на Руси православной стало два ослепленных князя: Один — удельный, второй — великий. Небывалое сбывалось.
Так Дмитрий Шемяка возвратил своему венценосному двоюродному братцу, как и обещал, долг сторицей. И прослыл он за свой суд скорый и неправый на всю Русь-матушку. Где бы какой судья-мздоимец что ни совершил мерзкое да пакостное, сразу молва людская: «шемякин суд». Говорили, что Дмитрий Юрьевич про то слышал, но только самодовольно ухмылялся: пусть, мол, языки чешут, себя тешут, нас сие не задевает. О раскаянии даже и мыслей не имел.
Ослепленный великий князь, которому в ту пору шел тридцать второй год, оказался сосланным вместе с супругой Марией в Углич под присмотр тамошних дворовых людей и чернецов. Великая княгиня Софья Витовтовна — отправлена в Чухнов, в монастырь. «Грехи замаливать», — как смеялся Шемяка. Только детей великого князя — шестилетнего Ивана да Юрия Меньшого, которому еще и пяти лет не вышло, не тронул Дмитрий Юрьевич. Позволил им находиться в уделе ряполовского князя Ивана Андреевича. «Эти волчата еще не опасны, — рассудил глумливо. — У них и зубы еще не выросли».
Меньше года посидел Дмитрий Шемяка на великом престоле, но немало дел вместе с князем Иваном Андреевичем Можайским наделал. Причем таких, от которых князь Василий Ярославич Боровской, брат великой княгини Марии, Федор Басенок, Семен Иванович Оболенский и прочие в Литву бежали. Под защиту короля Казимира Ягелловича. Тот всегда был рад такой оказии: еще бы — ему прибыль, а московскому княжеству урон.
В лето 69551 лишился он и московского престола и покоя. А слепец Василий Васильевич, получивший прозвище Темный, поддержанный князьями Боровским, Оболенскими, Ряполовскими и другими, вновь воссел на трон. И слепота не мешала ему следить за действиями
— Было бы неплохо взойти на великий московский престол, — согласился Василий под неумолчное ворчание двух сверчков, спрятавшихся в темных углах хором. Видать, и им приспичило вести свою беседу. — Только землю Русскую жаль: потопчут ее басурмане. Пропадет труд нашего прадеда Дмитрия Иоанновича Донского…
— Нашел о чем жалеть, — сощурился Иван Дмитриевич. — Умеючи и под ордынскими ханами жить можно. Сколько лет жили — не умерли. Можно и еще пожить… Да и ханы нынче не прежние, помягче что ли стали, терпимее… А грады можно изнова отстроить, и народишко бабы русские еще народят.
Неприятно было сие слышать юному князю, но перечить отцу не стал, лишь нагар со свечи убрал. Надо же было как-то избыток чувств пригасить. Вот и потянулся перстами до свечи. Какое никакое, а дело… Все лучше, чем очи долу опускать или мух назойливых на столешнице прихлопывать, как время от времени делает батюшка, даже не замечая того. Так, чисто машинально. Хлоп — и нет твари настырной.
— Ты, Василий, лучше о нас, грешных, жалостью исполнись. Как отравили наймиты князя московского батюшку моего, твоего деда, которого тебе и видеть-то не довелось, так слоняемся мы, словно неприкаянные, по земле Литовской. Хорошо, что великий князь Казимир горю нашему порадел — выделил в удел Новгород Северский да вот Рыльск. А то бы и голову притулить негде было…
В словах батюшки Ивана Дмитриевича был резон. В лето 69611 московский князь Василий Васильевич подослал в Новгород, где временно приютились дед Дмитрий Юрьевич Шемяка и князь можайский дьяков своих — Степана Бородатого да Власия Тихонова. Вроде бы для переговоров с новгородской старшиной. На самом же деле — подослать убийц к Шемяке.
Через московское злато нашли дьяки подход к боярину Дмитрия Юрьевича — Иванке Котову, чтобы тот уговорил повара княжеского Тимоху Рябова подсыпать в еству зелья ядовитого. Котов согласился, и вот Тимоха, польстившись на золото, подал князю к столу куру, отравленную ядом. И 21 июня во время вечерни Дмитрия Юрьевича Шемяки не стало.
Новгородцы с честью погребли тело князя в Юрьевском монастыре. После чего Ивану Дмитриевичу вместе с овдовевшей матушкой-княгиней Софьей Дмитриевной пришлось срочно бежать в Литву, чтобы не уподобиться участи отца и мужа. И было в ту пору Ивану Дмитриевичу всего шестнадцать лет. А великий князь московский Василий Васильевич Темный вести о смерти настолько обрадовался, что подьячего Василия Беду, доставившего ее, тут же пожаловал в дьяки.
— …И был бы ты, сын мой, без удела, и мыкал бы горе горькое, — говорил между тем Иван Дмитриевич.
— Верно, батюшка, — поднял взор на родителя Василий. — Все верно говоришь. Но до московского стола, даже если не станет Иоанна Васильевича, не дотянуться: его братья Андрей Большой, Борис, Андрей Меньшой — стеной стоят. Не пробиться будет…
— Бог даст, хан Ахмат их всех под корень сведет…
«Тут уж не божья помощь будет, — подумал Василий Иванович, вновь пряча взгляд долу, — а дьявольская, сатанинская». Вслух же молвил:
— Даже ежели так, то кроме братьев Иоанна, есть еще его сыновья Иван и Василий. Они юны, но роду-то великокняжеского… А еще есть десятки иных князей Рюриковичей, проживающих в Московском княжестве…