Шепот звезд
Шрифт:
Николай Иваныч почувствовал, что на него накатился мрак, кровь отлила от лица.
– О Боже!
– только и вырвалось у него.
Он схватился за дерево, чтобы не упасть.
– Я думала, что ты все знаешь, - видя состояние мужа, Серафимовна подставила руку под его локоть.
– Я думал, что ее племянника убил... Ленин.
– Однофамильца. Я думаю, что весь гонорар Соньки уйдет на ремонт сантехники. Слабое утешение, неравноценный обмен.
– Не понимаю я ее, не понимаю. Ее поведение иррационально!
– Просто она всю жизнь была влюблена в Ивана Ильича - вот и все. И вообще, я в положении, - добавила Серафимовна безо всякой связи с предыдущим разговором.
– В интересном положении?
– удивился он.
– В самом интересном. От него, от Ивана Ильича.
Теперь Николая Иваныча ударило в пот, и он
– Пойди купи.
– Он сунул Серафимовне купюру и кивнул в сторону рядом стоящей стекляшки.
– Сивухи, - пояснил он.
– А мне надо немного отдышаться. Интересно... интересно... девки пляшут, - бормотал он и крутил головой. Интересно, - пока не ощутил в руке пластмассовый стаканчик.
– Ничего не понимаю.
– Вот я и пришла объяснить.
– Что-то я, братцы, тут ничего не понимаю.
– Могу рассказать по порядку, если хочешь. Ты, наверное, помнишь, как кто-то рассматривал с чердака в бинокль нашу квартиру. Тогда я купила занавески, которые ты прозвал пуленепробиваемыми. Помнишь?
– Ну и что?
– С этого все и началось.
– Это было давно.
– На самом деле никто за нами не подсматривал: просто мне нужны были плотные занавески - для исполнения моего плана.
– Понятно, - ухмыльнулся он.
– По жанру детектива я должен был в этом наблюдателе - или в твоем сообщении о несуществующем наблюдателе - увидеть, как сказала бы Сонька, первый сюжетный узел. Так, что ли?
– Пусть будет так. И считай, мой рассказ будет ответом на твое: "возвращайся". Слушай дальше.
– Погоди, дорогая, ты мне совсем заморочила голову. Что же такое получается? Ты - моя мама? То есть мачеха, которая родила, то есть родит, сводного братца взамен погибшего Витька? То есть ты как бы Федра?
– Точно! Я - Федра!
– почему-то обрадовалась Серафимовна, и он подумал: "До чего дура! На нее и обижаться невозможно".
– Я читала пьесу француза Расина. Там такие страсти - ужас! Только я - Федра навыворот.
– Ты - моя мамочка.
– Да, я побывала по необходимости твоей мамочкой. Не скажу, сколько времени. Час? Минуту? Ради сохранения семьи, то есть продолжения рода. Я не могла допустить, чтобы род Ивана Ильича пресекся. И это стало целью моей жизни.
– Что ты плетешь? Какая необходимость? Какое сохранение семьи? Какая цель жизни? Ну ты, мать, даешь... стране угля!
– Ах, Коля! Не хотела говорить, но, боюсь, придется. Ведь ты ни хрена не понимаешь. Я хотела все сохранить в тайне. И чтобы никто ничего не знал. Ради твоего спокойствия. Придется расколоться.
– Ты уж расколись, будь добра. Облегчи мою душу.
– Еще не начинала, но придется. Только не спрашивай, как я все узнала. Ты ведь сам меня одернешь, чтобы я не вдавалась в этот... ну, натурализм и... как ее... в физиологию. Оказывается, не только женщины бывают бесплодными, но и мужчины.
– Чего-чего?
– Николая Иваныча снова ударило в пот.
– Ничего тут особенного нет - просто болезнь. Бывает, что у него все как бы в порядке, а детей, как говорят татары, "йок". Нет детей - и все тут, хоть на уши становись. Дело, как мне объяснили врачи, не такое уж и редкое, особенно в наше время. И тогда я, как бы сказали в нынешних газетах, все спланировала. А начала с занавесок, которые не пропускают света и которые очень необходимы, чтобы за нами не подглядывали в бинокль с чердака. Но откуда взять детей, если муж неспособный? От проезжего молодца? Страшно, потом, чего доброго, прилипнет, как банный лист к заднице. Поймать на улице незнакомого товарища и завлечь на нейтральную территорию, а утром сказать: "Я тебя не знаю"? Тоже опасные гастроли. Взять ребеночка из детдома? И это не очень хорошо. Ты сам, если помнишь, как-то рассуждал на эту тему. Ты говорил, что лошадей, прежде чем вести на случку, очень долго готовят: кормят отборным продуктом, тренируют, дают слушать хорошую, спокойную музыку Моцарта и Гайдна и все такое. Лошадь перед случкой должна быть в веселом и одухотворенном настроении и ни о чем плохом не думать и ничего не бояться. И потому лошадь - благородное животное. А люди сходятся без любви, пьяные, злые, накурившиеся в лучшем случае табака. А девка при этом боится забеременеть, так как не венчана и еще боится подхватить триппер. Словом, мерзость. И рождается не благородное животное, а самая натуральная скотина. И род человеческий состоит главным образом из таких скотин. И скотины продолжают по-скотски свой скотский род, а своих щенков подбрасывают в детские дома. Заметь, никто не осуждает притонов... тьфу ты!.. приютов. Приюты - нормальное явление цивилизованного общества. Так ведь? А в нецивилизованном обществе приютов не было - там не было брошенных под забор детей. Сам рассказывал, что у наших северных народов - всяких чукчей и шмукчей - и теперь всякий ребенок - радость. А если у него родители погибли, то за него борются, каждая семья стремится заполучить ребенка. И он воспитывается с остальными детьми и не чувствует себя изгоем. Это мой ответ на намек Ивана Ильича взять ребенка из детского дома. Ребенок из детского дома - кот в мешке: не ясно, что он такое, так как его родители - не самые лучшие представители рода человеческого. И тогда я решила воспользоваться Иваном Ильичом. Ты ведь сам сказал, что он - мужчина. Но как воспользоваться? Не скажешь ведь ему в открытую. Напоить пьяным, как Лота? Читал небось в Ветхом Завете, как дочки подпоили батьку, праведника Лота, и отдались ему? Этот образец любви к своему роду не подходил: в нем, в этом варианте, было что-то жутковатое, хотя Лот и праведник. Поделилась своим намерением с Валюхой - она верная, она прошла школу молчания... Я подсчитала все свои сроки и все такое - тебе об этом знать не для чего... Кто в этом деле Валюха? Объясню. Сам как-то рассказывал о лончаках. Это молодой олень. Его подпускают к оленухе, и он с ней играется, дразнит, взбадривает, а когда она в самом веселом настроении, лончака ловят арканом и выпускают настоящего взрослого оленя. И тогда получается хорошее потомство - здоровые оленята. Потому и олень - животное тоже благородное. Валюха была как бы лончаком. Она пришла к Ивану Ильичу в натуральном виде, а когда поняла, что он в хорошем, веселом настроении, наступила на горло собственной песне и вышла будто бы по своим дамским делам. И тут пришла я. Ты, наверное, заметил, что у нас фигуры похожие. Ой, да что я говорю! Ты ведь сам попробовал ее.
– Она проболталась, что ли?
– Ой! В самом деле?
– обрадовалась Серафимовна.
– Я тебя на понт взяла. Нет, она молчала: я ведь говорила, что она верная и умеет молчать; ты по этой части слабоват - не держится у тебя в одном месте вода. Сам проболтался. Но это мелочи... У меня была другая задача: я была... ну, селекционер. Можно так сказать? Правильно слово употребила?
– Ты мне окончательно голову заморочила. Позволь спросить: зачем ушла? И вообще, зачем разболтала о том, что случилось? Что ты хотела показать своим уходом?
– Ничего не хотела. Я подумала, что все рушится. Ну, когда ты нашел консьержку, ой, то есть консерваторку, которая на фортепьянах, я была в отчаянии. Я подумала, что затянула резину с ребенком, - надо было раньше подсуетиться. Я видела, что ты влюблен по уши. Влюбленный самец готов на всякие глупости: он готов отдать себя на съедение самке. Но потом я успокоилась, когда почувствовала, что... короче, у меня будет ребенок от самого лучшего из людей.
– Черт знает что! Значит, ты не хотела бороться?
– Разбитая посуда никуда не годится... А тут еще и батька мой нарисовался. Я не знала, что он - батька. Думала, хороший для меня человек. А он не хороший, а очень хороший. И храбрый, почти как Иван Ильич. Только служит малость по другому ведомству.
– Борода апостольская... Священник, что ли?
Серафимовна так и закатилась.
– Нет, конечно. Но он, как и Церковь, отделен от государства. Его биографию тебе знать не обязательно. Ведь ты биографии даже своего отца путем не знаешь. Зачем тебе Борис Борисыч?
– Ладно. Все более или менее ясно. Теперь послушай меня. Давай сравняем поля и замкнем, как скажет Сонька, сюжетный узел. Мне бы хотелось, чтоб в этой истории был счастливый конец. Хотя какой может быть счастливый конец, когда отец ушел? И унес, как каждый, столько тайн... Погоди, кем твой батька доводится мне? Моему отцу тестем... А мне?
– Не бери в голову, - отмахнулась Серафимовна (Борисовна).
– Согласен. Но нужен счастливый конец. Терпеть не могу, когда все плохо и нет впереди никаких просветов. Короче, возвращайся. Как ни верти, а мы с тобой люди друг другу не чужие, притерлись друг к другу, привыкли к дури друг друга, и я смирился с твоей феней и даже сам перешел на лексику уголовников. Я тебя и раньше любил, а теперь люблю еще больше. Выходит, что ты - хитрющая бестия.