Шерлок Холмс и дело о крысе (сборник)
Шрифт:
– Дорогой мой Холмс! – воскликнул он с энтузиазмом. – Как я рад вас видеть! Смотрю, вы явились с подарком. – Он кивнул в моем направлении.
Да, он действительно был мне знаком. Это был Джосайя Бартон.
Холмс шагнул вперед и пожал ему руку.
– Дурака, который не в состоянии вовремя отойти в сторону, лучше вывести из игры.
– Ну разумеется. Вы поступили совершенно правильно. Уверен, баронессе будет небезынтересно с ним познакомиться. Прошу.
Холмс ткнул мне в спину дулом пистолета и тем самым заставил подняться по ступеням в дом, а потом массивные двери Кресент-лодж с громким стуком захлопнулись у меня за спиной. Мы оказались в просторном вестибюле, освещенном единственной, но очень яркой люстрой.
– Холмс, я вас прошу, – прошептал я, оборачиваясь к другу, – если это часть вашего плана проникновения в логово врага, посвятите меня в него, ради Бога.
Черты Холмса просветлели, он нагнулся к моему уху:
– Аккуратнее, старина. Одно необдуманное движение – и я вас пристрелю.
Я резко развернулся к нему лицом, и он вновь приставил револьвер к моей груди. В глазах его не оказалось ничего, кроме ледяной пустоты. Никогда в жизни мне еще не было так скверно.
Бартон возвратился, сияя.
– Баронесса примет вас прямо сейчас, – сообщил он.
Меня повели по коридору в дальние комнаты, и скоро мы оказались в роскошной, жарко натопленной оранжерее. Едва мы с Холмсом вошли туда, Бартон удалился, прикрыв за собой дверь. Помещение заполняли огромные веерные пальмы и экзотические растения, усеянные красочными цветами. Все это один в один напоминало искусственные джунгли. В теплом и влажном воздухе порхали разноцветные бабочки, а слева от двери негромко журчал фонтан; в самом центре оранжереи, на бамбуковой кушетке, усыпанной подушками, полулежала женщина. Одета она была в длинную черную хламиду и, когда мы вошли, читала сквозь лорнет какой-то документ – в руках у нее была целая кипа бумаг. Она подняла глаза, по лицу скользнула быстрая полуулыбка. Когда она опустила лорнет, я увидел, что она хороша собой, белокожа, с высокими скулами и темными кошачьими глазами. Да и вообще, как внешностью, так и движениями эта женщина напоминала кошку.
– А, Шерлок, ты привез своего друга! – По-английски она говорила с акцентом, хотя, с каким именно, я уловить не смог.
Она отложила бумаги в сторону и, согнув длинный указательный палец, поманила нас ближе. Холмс, все еще державший в руке револьвер, ткнул меня в спину, заставляя придвинуться.
Да, она была воистину великолепна. Блестящие, черные как вороново крыло волосы обрамляли лицо с чертами пусть и неправильными, но при этом гипнотически прекрасными и странно жестокими. Она протянула мне руку.
– Как я рада, что вы удостоили нас своим посещением, доктор Уотсон.
– У меня не было особого выбора, – отвечал я отрывисто, не пожимая руки. – Не потрудитесь ли вы объяснить, что за шарады здесь разыгрывают и почему мой друг ведет себя так, будто стал другим?
В ответ она не то усмехнулась, не то мурлыкнула, прикрыв при этом глаза, а потом вновь распахнула их и бросила на меня выразительный взгляд.
– Будто стал другим, – повторила она негромко, на губах все играла улыбка. – Что вы имеете в виду? – Она откинулась на кушетке, глядя на меня как на нечто забавное. – По-вашему, ваш друг переменился? Вот ведь странно.
Было понятно, что дама решила поиграть со мной, будто кошка с мышью. Терпение мое лопнуло.
– Это невыносимо, я требую объяснения.
Я в ярости сделал шаг вперед, и тут же услышал щелчок взведенного курка.
– Хватит, Уотсон. Еще шаг – и я стреляю.
При этих словах я похолодел, ведь они были правдой. Я уже понял, что Холмс ничего не разыгрывает, что он не замедлит подкрепить слова делом. То есть убить меня. С этим внезапным озарением на меня накатила новая волна отчаяния, потом
– Прошу присесть, джентльмены, а потом, Шерлок, ты, может, объяснишь доктору правила игры?
Холмс подтащил поближе два плетеных кресла и поставил их футах в четырех-пяти от кушетки. Можно было подумать, что женщину эту окружал незримый барьер, переступать который не дозволялось. Холмс знаком приказал мне сесть. Я сел, он тоже; я снова увидел у него на лбу тонкую пленку пота. Да, в комнате было довольно жарко, но раньше я никогда не замечал у него ничего подобного. Очень хотелось понять, что все-таки случилось с моим другом и какие именно мысли проносятся сейчас у него в мозгу.
– Начнем с официальных представлений, – проговорил Холмс, причем ни в голосе, ни на лице не отразилось никаких эмоций. – Позвольте представить вам баронессу Эммуску Дюбейк.
Баронесса приветственно кивнула.
– Это вам принадлежит та гигантская крыса? – осведомился я без обиняков.
– Сколь же любознателен ваш друг, – проговорила она негромко, приподняв бровь. – А я-то всегда считала, что вы, англичане, мастера изощренных иносказаний. На деле же оказалось, что вы не терпеливее голодных терьеров, завидевших кость. – Она обернулась ко мне. Улыбка исчезла, и ее глаза, изумительные черные глаза, холодно поблескивали. – Ладно, хотите получить ответ – извольте. Да, доктор, гигантская крыса принадлежит мне. Гигантская крыса – мое оружие. Я… как бы выразиться поточнее? Я способствовала ее созданию. Родилась я в Венгрии, однако много лет провела на Суматре и там наблюдала за этими странными, злобными тварями. Размером они со щенка, но, сбившись в стаю, в состоянии одолеть человека и за несколько минут изувечить его до смерти. Вот я и задумалась: а ведь они могут стать настоящей угрозой, если вырастить их покрупнее и заразить смертоносной бациллой. Какую же это дарует власть! Я многое изучала в своей жизни, у меня большие способности к освоению, запоминанию и развитию чужих мыслей. Продвинуться в познании хоть на шаг дальше, подсветить хотя бы краешек тени – такова неизменно была моя цель. Медицина, естествознание, оккультизм – я испробовала все. И все освоила.
– Оккультизм! – вырвалось у меня невольно.
– Рядовой разум не смеет заглянуть за пределы изведанного. Нет, нужно идти дальше, чтобы… подчинить других.
– Значит, вот к чему все это – подчинить других?
– Разумеется. В этом и состоит смысл жизни. Подчинять – значит властвовать, властвовать – значит быть свободной. Вот я подчинила себе Шерлока Холмса и положила конец его вмешательству в мои планы.
Я посмотрел на своего друга. Лицо его было безучастно. Глаза остекленели, и хотя дуло пистолета все еще угрожало мне, он, казалось, вовсе меня не видел. Он слышал, но, по всей видимости, не воспринимал. Сладкоречие баронессы, похоже, ввергло его в оцепенение.
– А скоро я подчиню себе и вас, доктор Уотсон, – продолжала баронесса. – Не протестуйте и не надейтесь, что сможете вырваться. Вы теперь муха, что беспомощно бьется в паутине, и спастись вам не дано. Вы качаете головой, но это лишь отчаянная… и бессмысленная бравада. Сейчас я продемонстрирую вам свою силу.
Тут она внезапно распрямилась на кушетке, блеснул металл, и я увидел, что нога ее закована в металлическую колодку. Баронесса была хромой. Природа, даровавшая этой женщине несравненную красоту и замечательный ум, отомстила ей, наделив увечным телом. Похоже, баронесса не успела перехватить мой взгляд или просто проигнорировала мое открытие. Ведь в противном случае ей пришлось бы признать реальность своего единственного изъяна. Да, она была умна и претендовала на то, что обладает познаниями, выходящими за пределы современной медицинской науки, но это не могло излечить ее от хромоты. Полагаю, мысль эта сильно ее терзала.