Шесть черных свечей
Шрифт:
— Кэролайн! Шесть черных свечей! — говорит Донна.
Даже не говорит, а рявкает. Но Кэролайн не реагирует. Донна подходит ближе, но Кэролайн все равно не слушает. Она вообще ничего не слышит. Венди ума не приложит, что делать. Энджи показывает Венди жестом: кончай, мол!
— Нет. Он не упоминал про тебя. Его интересовал только Макгуган.
Если Кэролайн еще не свалилась в бездну отчаяния, то одну ногу уже занесла. Пропасть глубока и холодна.
Теперь Кэролайн нападает на Венди с другой стороны:
— А как насчет ребенка? Про ребенка-то он упомянул?
Венди качает головой: нет.
— Как! Ведь это
Венди молчит. Кэролайн начинает плакать опять. Эти слезы горьки. Это не слезы любви, омывающие сестер, словно стайку рыб на теплой летней отмели. Сейчас в слезах Кэролайн огонь, и алкоголь, и запретный секс, и то чувство, что прячется в глотке на самой глубине. Энджи отводит Кэролайн подальше от Венди, надеясь разорвать электромагнитное поле одержимости. Кэролайн падает в кресло, стараясь взять себя в руки.
— Забудь об этом, Кэролайн, — говорит Энджи.
— Вот видишь, что ты наделала, Венди? — упрекает Линда.
— Я не смогу справиться с этим, — рыдает Кэролайн.
Донна поднимается и потирает руки. То еще зрелище: длинные пальцы Донны, украшенные черными ногтями. Словно стрелки, указывающие куда угодно, только не в нужном направлении. Эти пальцы смотрятся еще более причудливо, когда гладят обычные руки. Те руки, которые годами мыли посуду для одного мужчины. Которые изучили каждый дюйм тела этого мужчины и не допускали мысли, что найдутся другие руки, избравшие то же занятие. Те руки, которые хранили верность в браке и не знали мук. Иногда боль — хорошая прививка против больших жизненных трагедий. Одна-две несчастные любви в молодые годы помогут вам в дальнейшем легче перенести расставание. Но Кэролайн не прошла через несчастную любовь. Все в ее жизни шло ладно и гладко — вот в чем вся проблема. Для таких людей быть брошенным любимым человеком — катастрофа. Стихийное бедствие. Волна цунами.
— Самое страшное у тебя позади, — вещает Донна.
Кэролайн не желает, чтобы самое страшное было у нее позади. Вообще она не в своей тарелке. Все они хотят заступиться за нее. Это ее вечер. Это ради нее собрались сестры. Но чем больше слов они произносят, тем труднее Кэролайн выплыть. Слова тяжелы, как свинец, и так и тянут ее на дно, и она тонет.
Энджи наконец решает вмешаться:
— Оставьте ее в покое. Кэролайн, если ты не хочешь этого делать, тебя никто не заставляет.
Кэролайн обращается к Энджи. Только к Энджи. Никого другого в комнате вообще нет.
— У меня в голове все так и вертится, так и крутится, и я ничего не могу с этим поделать. Сплошное вшшш! випши! вшшш!По утрам я с трудом заставляю себя подняться с кровати. Вы добились моего участия и…
Донна пытается обнять Кэролайн, но та сбрасывает ее руку. Донна вопросительно смотрит на Энджи.
— Дайте ей подумать, — говорит Энджи.
— Не лезь, Энджи, — срывается с языка у Донны. Однако Донна сразу же вспоминает, кто перед ней, и делает виноватое лицо, как бы прося прощения. Как-никак Энджи спокойненько разбиралась с парнями с Митчелл-стрит.
— Ну же, Кэролайн! — произносит Линда.
— Ты оставишь меня в покое, зараза?
Донна делает жест, означающий «хорошо-хорошо!». Всхлипывания Кэролайн смолкают, и она вся поджимается. Сестры возвращаются на сцену, и комната вновь наполняется объятиями. Объятия и тишина благотворно действуют на Кэролайн, и она решает, что все-таки будет участвовать. Ведь в морозилке лежит голова, да и Девочки потрудились на славу, не говоря уже о матушке и Старой Мэри, которые с минуты на минуту будут здесь. И все это ради нее. Уже не откажешься.
Как только слезоточивость идет на убыль, Кэролайн полностью овладевает собой, встает с кресла и подходит к камину.
— Ну что, сестрички? Как вам мой новый очаг?
— Чудесный, — говорит Венди.
— Замечательный, — говорит Джедди.
— Дрянь, — говорит Линда.
Донна поднимает трусы с пола и помахивает ими перед огнем.
— В самый раз, чтобы сжечь трусняк твоего мужика, — произносит она.
— Все равно что заиметь целый Ватикан у себя в гостиной, такое впечатление от твоего камина, — добавляет Линда.
Кэролайн отбирает у Донны трусы, аккуратно сворачивает и швыряет в камин.
— Удивительно… такое удовлетворение испытываешь. Всякий раз, когда я вспоминаю, как они… на этом ковре, я кидаю в огонь еще одну пару.
Наверное, воспоминание вновь посещает Кэролайн — она берет с пола следующие трусы, на этот раз в самолетиках, и швыряет в огонь.
— Пора спеть, — решает Энджи и запевает: — По парочке, по штучке, святый Боже, да отойдут к Тебе мои трусы…
Для Кэролайн настает передышка. Ужас на какое-то время отступает, и она снова на верном пути. Кэролайн открывает супермаркетовские сумки и достает водку, салфетки, печенье и клейкую ленту. Донна хватает ленту и принимается отматывать длинные полосы.
— Отлично! Кэролайн? — Донна вопросительно приподнимает брови.
Вопрос относится к тому, раскручивать ли дальше ритуал Шести Черных Свечей.
На минуту Кэролайн задумывается, оглядывает комнату, смотрит на сестер. Все они здесь, все шестеро. Донна, Джедди, Венди, Линда, Энджи и сама Кэролайн. Вот они, ее сестры. Они были рядом всю жизнь. Вот они, от мала до велика. Какой мужик сравнится с ними? Кровь сильнее воды, а вода плывет, и растекается, и слой ее делается все тоньше. Вот они, ее сестры. Черт. Любовь все равно живет и пробивается сквозь любые препятствия, и спорить с ней бесполезно, какие бы веские, убийственные, всепобеждающие доводы ты не употреблял. Вот они, ее сестры. Кэролайн поднимает большой палец кверху, как делали древние римляне. Гладиаторы ревут, и розовеют от радости, и кидаются в бой. Стратегия. Ее передавали по наследству. От Старой Мэри к матушке, от матушки к дочерям. Кэролайн спрашивает насчет матушки и Старой Мэри:
— Когда они придут?
— Мы должны все подготовить к их приходу, — говорит Донна.
— Запри-ка дверь, а то принесет какого-нибудь незваного гостя, — советует Энджи.
Теперь они все при деле. Кэролайн и Венди расстилают новый ковер в центре комнаты, придирчиво оглядывают его — женщины всегда так рассматривают новую покупку. Немножко потянуть в ту сторону, чуть побольше в другую — и ковер ложится как надо. Но новая покупка здесь ни при чем. Нет, сэр. Совсем не в этом дело. Энджи берет клейкую ленту, отрывает длинные полосы и приклеивает к стене рядом с кусками, которые уже приклеила Донна. Донна бормочет какие-то слова из черной книги, очень древней и красивой. Обложка у книги покрыта черными вороньими перьями, издали смахивающими на рыбью чешую. Это в духе всего остального; в этой игре ничто не является тем, чем кажется на первый взгляд.