Шесть соток для Робинзона
Шрифт:
В нос проник аромат кофе, я приоткрыла один глаз, увидела поднос с чашкой, изумилась, попыталась сесть и услышала приятный баритон:
– Как самочувствие?
Желудок противно сжался, в горле будто зацарапали когтями кошки, в висках медленно поворачивались два штопора.
– Совсем плохо? – заботливо осведомился мужской голос.
– Нормально, – прохрипела я, не понимая, как это я ухитрилась так напиться, что ничего не помню.
Вообще-то я не злоупотребляю спиртным, но было в моей биографии несколько случаев жестокого похмелья. И сейчас, похоже, произошел еще один.
– Выпейте эспрессо, –
– Уберите, – прошептала я, еле-еле ворочая шершавым языком, – я хочу сесть.
Чашка исчезла, появилось лицо… Феликса Жановича. От удивления у меня даже слегка прояснилось в голове.
– Вы? Как вы попали в мою квартиру?
– Извините, Дашенька, – смутился Маневин, – но это вы в моей.
Я рывком села, поняла, что раздета до нижнего белья, взглянула на смятые подушки широкого ложа и в ужасе спросила:
– Что я тут делаю? Вы напоили меня в ресторане? Привезли к себе?
Маневин сел на край постели.
– Конечно, нет. Я случайно столкнулся с вами на бульваре Матросова – вы выскочили из подъезда, налетели прямо на меня, причем выглядели безумной, едва держались на ногах. Я испугался, привез вас к себе, вызвал Ангелину Федорову. Она опытный врач. Лина сказала, что, судя по анализу крови, вы приняли очень сильный транквилизатор. Очевидно, вы никогда ранее не употребляли подобные, поэтому вас буквально сбило с ног. Добавьте сюда еще ваш малый вес. На сколько вы тянете? Пятьдесят кило?
– Сорок пять, – призналась я.
– М-да… – крякнул профессор. – Стандартная пилюля рассчитана на то, что ее проглотит человек от шестидесяти до восьмидесяти килограммов. Вам надо все медикаменты делить пополам. Помните, что произошло?
– Нет, – ответила я. И на всякий случай отодвинулась от Маневина к стене. – В голове звенит.
– Не пугайтесь, – попытался приободрить меня Феликс Жанович, – Ангелина предупреждала о таком эффекте. Память скоро вернется, вы вспомните, по какой причине очутились на бульваре Матросова.
– Ага, – забубнила я, завертываясь поплотнее в одеяло. – А вы туда зачем порулили? Только не врите! Ваша мать не живет в Чапаевском проезде, я видела, как вы спустя пять минут после того, как отправились навестить старушку, пошли в метро.
– Представляю реакцию Глории, услышь она из ваших уст слово «старушка», – усмехнулся антрополог.
Я прислонилась к стене спиной, на всякий случай положила на колени подушку и, стараясь казаться спокойной, произнесла:
– Кто вам велел следить за мной? Что вам надо? Почему преследуете меня?
– Дашенька, пожалуйста, не цепляйтесь так за подушку, не дай бог, порвете, – попросил ученый. – Я не насильник, не преступник, не сотрудник спецструктур, а профессор-антрополог.
– Знаю, – кивнула я, все же не выпуская из рук край подушки. – Но очень часто разные органы прибегают к помощи дилетантов. Так кто вас пустил по моему следу? Откуда вы узнали номер моего домашнего телефона? Я никогда его не сообщаю, только мобильный. Как выяснили, куда я хожу? Зачем постоянно меня подстерегали? Дайте ответ хоть на один вопрос!
Феликс Жанович протянул мне чашку.
– Сделайте глоточек.
– Нет! – гордо отказалась я.
– Это просто смешно, – вздохнул Маневин. – Вы провели здесь ночь, находясь в совершенно беспомощном состоянии. Зачем
Я стукнула кулаком по подушке и упрямо повторила:
– По какой причине вы меня преследуете?
Маневин потер лоб.
– Вы мне просто понравились. Влетели в «Лабораторию», попросили сделать анализ. Смешная ситуация – заявиться в музей с желанием узнать состав настойки. До сих пор никто так не поступал.
– Надо было сразу указать на мою оплошность, – фыркнула я.
Феликс Жанович улыбнулся.
– Вы в тот момент напоминали боевого цыпленка – глаза горят, волосы торчком, адреналин зашкаливает. Я даже позавидовал, подумал: «Женщине не двадцать лет, а в глазах огонь. И жизнь кажется ей страшно увлекательной». Вы меня очаровали. Совершенно не похожи на серьезных, скучных научных дам, с которыми я общаюсь ежедневно. Вот и решил поухаживать за восхитительно яркой женщиной. Взял у вас пузырек и позвонил приятелю с просьбой изучить его содержимое. У меня много друзей. Мне нужен был повод для новой встречи. Что касаемо вашего домашнего телефона и адреса, я легко узнал их через Интернет. Есть же специальная программа – вбиваешь цифры мобильного и узнаешь, на кого он зарегистрирован. Этот прием срабатывает не всегда, подчас люди используют чужие документы. Но вы добропорядочная гражданка, поэтому проблем не возникло.
– Подрабатываете хакером? – окончательно разозлилась я.
– О нет! – запротестовал Маневин. – Я весьма скромный пользователь, просто обратился к приятелю.
– Друг номер два? – уточнила я.
– Верно, – подтвердил Феликс Жанович. – Что касается слежки, то вы сами назвали мне адрес Сперанского и рассказали про бульвар Матросова. Я просто вас там поджидал.
– Хотите уверить меня, что взрослый человек, профессор, автор множества книг, стал вести себя, как глупый мальчишка? – нахмурилась я.
– Ага! Вы читали обо мне в Интернете! – обрадовался Феликс. – Понимаете… Ну… не знаю, как это объяснить…
– Словами! – воскликнула я. – Простым русским языком! Увы, я не владею иностранными, плохо образована.
– М-м-м, – пробормотал профессор. – Ладно, попытаюсь. Я всю жизнь учился. Меня воспитали так: сначала дело, потом отдых. Я рос под сильным влиянием мамы, не спорил с ней, получал свои пятерки, ходил в музыкальную школу, поступил в университет, всегда был нацелен на карьеру. Я состоялся как ученый – занимаюсь любимым делом, более того, в отличие от большинства российских исследователей не нуждаюсь в средствах, свободно читаю лекции на нескольких языках, работал по приглашению в Сорбонне, Кембридже, Оксфорде, Йеле. Упаси бог, не подумайте, что я хвастаюсь, просто объясняю, как обстоит дело. Глория, моя мама, умная женщина. Она меня к юбке не привязывала, наоборот, повторяла: «Феля, тебе надо устраивать личную жизнь». Я не жил монахом, но ни одна женщина не вызывала у меня желания связать с ней судьбу. Вроде все хорошо, у нас полное понимание, общность взглядов, и вдруг дама произносит фразу, ну что-то вроде: «Феликс, может, нам в квартире ремонт сделать?» И все! Я тут же представляю, что она здесь навсегда поселится. Утром встал: она рядом. Вышел на кухню: суетится у плиты. Вернулся со службы: смотрит телевизор.