Шестая могила не за горами
Шрифт:
В то же время с моей сестрой Джеммой Дениз вела себя совсем иначе. Мало того, они по-настоящему сблизились. Имелось у меня подозрение, что уход папы от мачехи повлиял на Джемму куда больше, чем она готова была признать. Она знала, как я отношусь к Дениз. А тот факт, что Джемма не пришла ко мне, когда ей нужна была поддержка, доказывает, какая я хреновая сестра. Но правда в том, что Джемма не могла ко мне прийти. Для Дениз в моем сердце не было ни капельки тепла. Чего, по всей видимости, и добивалась мачеха с первого дня.
– Я… Мне нужно, чтобы ты с ним поговорила.
– И что, по-твоему, я должна ему сказать?
Дениз наградила меня раздраженным взглядом:
– Я хочу, чтобы ты убедила его вернуться домой, где ему и место. Он все еще слаб, и ему нужна медицинская помощь.
– Прошу прощения, - тихо и невесело рассмеялась я, - то есть ты хочешь, чтобы я уговорила его остаться с тобой? С женщиной, которая отравляла мне жизнь и превратила мое детство в ад? После всего того, через что ты заставила меня пройти, тебе нужна моя помощь? Ты из ума выжила?
Жаль, что Джемма, дипломированный психиатр, укатила на конференцию в Вашингтон. Как только появится возможность, сразу ей позвоню и запишу Дениз на прием.
– Через что я заставила тебя пройти?
Во мне опять вспыхнул гнев, и я прикусила язык (в прямом смысле), чтобы не слететь с катушек. Когда я выхожу из себя, дрожит земля. А от землетрясения в центре Альбукерке никому пользы не будет.
Рейес выпрямился. Кажется, его тоже беспокоило, что я могу напортачить. Я закрыла глаза и сделала несколько глубоких вдохов. Это ведь совсем на меня не похоже. Я не испытываю к людям ненависти. Не вынуждаю их платить за проступки. Слишком много мертвых через меня прошло. Слишком много раз я видела, что приходилось переживать людям и почему они перед смертью становились именно такими, а не другими. Пока хотя бы год не побуду в шкуре Дениз, я не имею права ее судить. Иначе буду не лучше, чем она. Я открыла глаза и увидела каменное лицо. Лицо, от которого болела душа и завязывались узлом кишки. Ладно, может быть, года будет мало.
– У меня только один вопрос, - проговорила я, очень стараясь не выдать голосом всей своей злости, чтобы не быть похожей на мачеху. – Почему?
– Почему?
– Да, почему? Почему ты меня сразу возненавидела? Почему обращалась со мной так, будто я мешаю тебе жить? Чем, бога ради, я тебе насолила?
Дениз раздраженно вздохнула, и к ее лицу вернулся привычный цвет. Хорошенько окрашенный нетерпением по поводу всего, что со мной связано.
– Ничего подобного никогда не было, Шарлотта. Я не питаю к тебе ненависти. Ни теперь, ни когда бы то ни было.
Я подалась вперед и широко улыбнулась:
– Вот что я тебе скажу. Когда ты признаешь, что ненавидишь меня всеми фибрами души, я помогу тебе вернуть папу. Как тебе такой уговор?
– Никогда в жизни я не произнесу таких ужасных слов.
Я ее оскорбила. Класс!
– То есть чувство есть, но вслух признаться ты не можешь?
Дениз неосознанно сжимала сумочку, лежавшую у нее на коленях.
– Шарлотта, мы можем поговорить как разумные люди?
– Минуточку, - протянула я, когда меня наконец осенило. – Ты пришла,
– Я пришла, потому что хочу, чтобы мы все пошли к семейному психологу. Не только я и Лиланд, а все мы вчетвером, включая твою сестру.
Рейес сложил на груди руки и снова прислонился к стене, а я вскочила на ноги, с трудом сдерживая бурлящее внутри возмущение. Надо отдать Дениз должное – крепкий она орешек.
– А может, сама к психологу сходишь? Побольше о себе узнаешь, научишься жить в мире с самой собой. А когда это случится, когда ты сможешь говорить правду мне в лицо, вернешься, и мы все обсудим. – Ух, какая я злая! Мне хотелось себе поаплодировать.
По природе своей я вовсе не злой человек, поэтому ушло немало сил, чтобы разбудить в себе зверя и не дать ему уснуть целых полминуты. Черт бы побрал СДВ. Но я собой гордилась. Ни за что больше не буду тряпкой, о которую вытирают ноги. Я сама по себе, и никто, кроме меня, вытирать об меня ноги не будет.
– Чарли, - раздался голос Куки по интеркому.
Я ткнула пальцем в кнопку:
– Да, Куки?
– Эм-м, ты закончила? Я хочу кофе.
– Ой, прости! Сейчас принесу.
– Спасибо. И прихвати по дороге пачку вафель, пожалуйста.
– Легко. – Я пошла к Бунну, бросив через плечо Дениз: - Приоритеты. Ради них и живем. – Налила воды в кофейник и насыпала кофе в фильтр. – И ради кофе. Отныне я – свой личный приоритет. – Я вытащила вафлю из упаковки и вгрызлась в нее зубами, чтобы говорить с набитым ртом. – Чалли бошше ни для каво не буит тляпкой. – Ну ладно, не говорить, а шамкать с набитым ртом. Дениз этого терпеть не может. – Чалли, - я глотнула пережеванный кусок, - тряпка Чарли порвалась, а если кому-то надо обо что-то вытереть ноги, милости прошу обзавестись занозами на голом деревянном трухлявом полу. – Ей-богу, метафоры – мой конек.
– Ну что ж, я хотя бы попыталась.
– Да-да, ты попыталась. Какое благородство – потратить столько усилий! – Я указала на дверь, надеясь, что Дениз поймет намек. – Правда, не пойму, к чему так стараться. Ни к какому психологу все равно бы никто не пошел. Скоро папа отправляется в море.
Она повернулась ко мне, всем своим видом выражая изумление, и моргнула. Я почувствовала, как на нее снизошло какое-то озарение. Дениз изобразила фальшивую улыбку, полную жалости и сочащуюся презрением. За двадцать семь лет я вдоволь на такие улыбочки насмотрелась.
– А я-то думала, ты умеешь отличать ложь от правды. – Она подошла к двери и распахнула ее.
– Стой! Какую еще ложь?
– Вот что я тебе скажу, - промурлыкала Дениз, зная, что перехватила инициативу, и упиваясь властью, которую только что обрела. – Когда ты повзрослеешь и сумеешь принять часть ответственности за наши не сложившиеся отношения, я расскажу тебе, что на самом деле задумал твой отец.
Лишив меня дара речи и не сказав больше ни слова, она вышла из кабинета.